После таких страшных снов только вид из окна на собор был единственным стержнем, ухватившись за который, Зина пыталась сохранить крупицы рассудка. И постараться раскрыть глаза, возвращаясь в реальность, где сама себе запрещала страдать.

Эта картина, знакомая и родная с самого детства, всегда придавала ей уверенности и сил. А между тем она знала достаточно много людей, у которых вид на собор ночью вызывал мучительный ужас. Люди словно боялись оказаться в этой тени, грозящей Судным днем и небесной карой. Но только не она.

Для нее это был символ защиты, символ навсегда утраченного детства, и, пытаясь сохранить осколки разбитой души, просто сохранить, если уж не собрать в одно целое, она мучительно протягивала руки к ночной тени, прекрасно зная, что эта иллюзия возникает только по ночам.

Но иногда эта тень выступала предостережением, напоминанием о том, что нет такого плена, из которого нельзя было бы не освободиться.

Зине было шесть лет, когда мама впервые взяла ее в собор. Был канун Рождественского поста, и дорогу к собору устилал хрустящий слой белого снега, пушистым облаком опустившегося на город всего за одну ночь. Это было удивительное ощущение – бегать по хрустящей уже застывшей белоснежной корке, чувствуя, как тонкие иголки мороза покалывают щеки и нос. Мама смеялась, они бросали друг в друга снежки, и белый мех маминой шубки был так похож на этот яркий, удивительный снег.

Он искрился на солнце, Зине было весело, но когда они вошли в тень стены, она вдруг споткнулась и остановилась от того, что у нее мучительно сжалось сердце.

– Не нужно бояться, – мама улыбнулась и поцеловала ее в щеку, – иди смело! Запомни: всегда нужно идти вперед. Как бы ни было страшно и холодно. Всегда нужно идти вперед.

– Я домой хочу… На солнышко, – заканючила Зина, стрательно хлюпая носом.

– Здесь тоже есть солнце, Зинуля, – улыбнулась мама, – только оно находится внутри тебя! Не нужно бояться собора. Он наш защитник. Помни об этом.

Крепко сжав мамину руку, Зина зажмурилась и шагнула вперед. А потом замерла, оглушенная слепящим каскадом золотистой лепнины и мощными звуками хорала под высокими сводами. Это было так прекрасно, что она заплакала.

С тех пор прошло 30 лет. Но все эти годы она хранила в душе благоговение, возникшее в ее детстве, и помнила слова мамы.

Мама давно ушла на небо – как и вся прошлая жизнь. Осталась неизменной только она, Зинаида Крестовская, уже в зрелом возрасте осознавшая, что фамилия ее, как ни крути, означает только одно – крест.

Вздрогнув от холода, Зина опустила глаза вниз. На улице, возле самого подъезда, неподвижно стоял большой черный автомобиль с потушенными фарами. Не часто к их дому подъезжали такие машины, тем более по ночам. Заинтересовавшись, она попыталась выглянуть из окна, чтобы рассмотреть, кто находится в машине. Но ей это не удалось.

Резкий обрывистый крик прозвучал так неожиданно, что Зина резко дернулась, как будто ее ударили. Крик звучал со стороны комнаты соседа.

В этой комнате огромной коммунальной квартиры на девять семей жил старый подслеповатый учитель истории. Он давно был на пенсии. Говорил всегда тихим голосом, невероятно вежливо, что было для Зины настоящим бальзамом – так когда-то давным-давно разговаривали в ее семье.

Из комнаты сосед выходил только по утрам, жил очень размеренно и тихо. С чего вдруг он стал бы так страшно кричать ночью?

Сердце Зины сжало мучительное чувство тревоги. И, не долго думая, она схватила со стула длинную шерстяную шаль, в которую всегда закутывалась в холодной комнате, и бросилась в коридор.

Там было почти темно. Тусклая лампочка возле самой входной двери не рассеивала темноту. Это было проблемой их квартиры – никто не мог договориться с новыми, недавно вселившимися жильцами о том, кто и как будет платить за освещение в коридоре.

А туда навалили много барахла – сундуков, комодов, велосипедов, полок, шкафов, кастрюль и прочего ненужного хлама, который люди с низкой культурой выбрасывали из своих комнат на общую территорию, ничуть не переживая по тому поводу, что по коридору ходят все. И жильцы огромной коммунальной квартиры с завидной периодичностью бились впотьмах обо все это.

Выбежав в коридор, Зина тут же ударилась локтем о какое-то висящее на стене корыто, причем она отчетливо помнила, что вчера его в коридоре еще не было. Корыто звякнуло, словно огрызаясь. Зина продолжила путь дальше. Но тут же уткнулась в дородную соседку, внезапно выросшую перед ней, тетю Валю, такую же старожилку квартиры, как и она сама.

– Зинаида! До якой шухер шкандыбаем? – тихо, сквозь зубы рявкнула та на нее, намеренно загораживая путь.

– Там Петр Иваныч кричит, – Зина попыталась обогнуть соседку, но не тут-то было – в бок ей впился чей-то ржавый велосипед. – Ему плохо! Помощь нужна.

– Ха, плохо! Шоб нам так хорошо не было, как до него плохо! А ну засохни как столб под цугундером! – Тетя Валя была грозной, как дождевая туча. – Глаза б мои за твою дурную башку не шкрябались! А ну бикицер до комнаты – и ша! До кого за воздух трясу!