Но всё это пришло ни сразу. Всё это пришло, когда я обуздала жажду. Когда поняла, что могу справиться с собой и убивать только по мере необходимости. Через год я обходилась одним крупным зверем в неделю. Через полгода - увеличила этот срок до месяца.

А ещё через некоторое время я решила, что могу попробовать искусить себя.

Когда я впервые задумалась над тем, чтобы вернутся? Наверное, когда смогла остановить себя, прекратив самую желанную на тот момент охоту.

Это была сладкая, манящая смесь чего-то яркого, возбуждающего не только аппетит, но и тело. Я поймала направление, откуда доносился запах и, не останавливаясь, полетела на него. Мои ноздри раздувались, я с наслаждением впитывала его в себя и удивлялась, как же раньше до моих чувствительных рецепторов не доносилось ничего подобного. Это было очень неожиданно и определённо ошеломляюще даже в привычном для меня ощущении новизны. Тело вибрировало от нетерпения, ноги сами несли вперёд.

В первый раз за время пребывания в этом мире в новом качестве я почуяла человека.

Когда до меня дошло, кто может издавать такой запах, я рухнула на землю, и воздух пронзил мой полный отчаянья крик. Так вот, как это происходит. Так вот, что это значит. Разве можно сопротивляться такой сильной тяге, такому зову!

Мне повезло. Скорее всего, перерождение на тот момент ещё не завершилось, текущая по венам звериная кровь ещё не окончательно растворила во мне человека. Я смогла остановить охоту. Я сдёрнула себя с земли и с воплем унесла своё рвущееся вперёд тело назад в горы.

И именно тогда я впервые призналась себе в том, кем являюсь на самом деле. Я была не просто хищником, я была вампиром – существом, которое из всех яств на земле предпочитает одно – человеческую кровь.

Какой страх в то время был для меня самым мучительным? Что могло заставить выть и дрожать от ужаса самого опасного хищника на земле? Это был страх потерять себя.

Чем больше я пила кровь, тем дальше от меня были воспоминания о человеческой жизни. Постепенно они становились размытыми, поверхностными. Я боялась, что когда-нибудь наступит момент, и мой мозг станет девственно чистым. Мои помыслы будут сосредоточены лишь на том, чтобы убить, утолить жажду. Всё остальное перестанет существовать, и я сотрусь, как личность. Я цеплялась за себя, за ту уже почти незнакомую девочку, которой когда-то была. Моя жажда контролировала её, и я начала забывать. Лица близких стирались из памяти, оставляя щемящее чувство одиночества и безысходности.

Именно поэтому я начала учиться сдерживать жажду.

В попытке обуздать её я бездумно и яростно валила вековые сосны, со злостью крошила в руках гранитные глыбы, превращая их в песок, струйкой вытекающий из пальцев. Я злобно визжала, кусая себя за руки, когда жажда становилась невыносимой, с каждым разом продвигаясь на несколько часов дальше в её сдерживании. Потом я решила сосредотачивать её внутри, ощущая, как энергия жажды волнами исходит из тела. Чем более голодной я была, тем ощутимее казались колебания в воздухе: вокруг меня раздавались щелчки, как от статического разряда, плотность воздуха заметно увеличивалась, окутывая меня своеобразной оболочкой, пугающей и не подпускающей никого близко. Чтобы не остаться голодной, пришлось работать над тем, чтобы научиться стягивать её, превращать во вторую кожу. У добычи не было ни единого шанса убежать. Инстинкт самосохранения, которых гнал их при моём приближении, теперь подводил мои жертвы. Они просто переставала чувствовать меня, ощущая только безудержно растущую тревогу. Забавно: в попытке обуздать в себе зверя я становилась ещё опаснее.

Могла ли я предположить, к чему приведут мои усилия? Что я смогу получить нечто большее, чем просто умение контролировать голод. Что моё дальнейшее существование будет определяться тем, что я изо всех сил старалась сохранить себя. Нет, я не стала снова человеком. Я стала чёртовым суперменом.

Я очень быстро двигалась к цели. Моя память, вернее, моя новая память, которую прежде можно было назвать выборочной, безошибочно вела в том направлении, в котором я впервые почувствовала человеческий запах. Я неслась сквозь лес, отклоняясь от деревьев, стоящих на пути так, будто в теле был радар. При моём приближении замирала жизнь, замолкали птицы и затихали в траве насекомые. Я слышала вдалеке встревоженное стадо оленей, но сегодня им ничего не угрожало: огромный гризли вчера накормил меня досыта.

Как только я почувствовала слабые нотки того же знакомого сладковатого запаха, я остановилась, прислушиваясь к своим ощущениям. Огонь вспыхнул, на мгновение застлав глаза красным туманом, но мне удалось загнать его внутрь. Можно даже сказать, что это было легко. Я готовилась к тому, что мне снова нужно будет убегать, но…

Я засмеялась. Это был первый раз, когда я услышала свой новый смех. Будто журчание лесного ручья, прохладного и звонкого, переливающегося на солнце. Смех был продолжением меня. Той стороной меня, что не пугала, что была приятна. Что дарила надежду.

Теперь я передвигалась медленно, не желая рисковать ни собой, ни своей возможной жертвой. Человеческий аромат становился сильнее, но кроме него я чувствовала ещё целый сонм запахов, смутно знакомых, почти забытых. Мне приходилось напрягать память, чтобы вспомнить их названия: резкий и горький запах бензина, щелочной и режущий - горячих покрышек, тягучий - асфальта и приятный, немного вяжущий запах железа, ржавчины – так раньше для меня пахла кровь. Все они смешались в один, квинтэссенцией которого был парящий на самой верхней ноте аромат человека.