Сон, одиночество, мама и слёзы. Как бы я хотела сейчас заплакать. Но всё, на что было способно моё тело, это мелко трястись.

– Давай зайдём в дом. Она вся дрожит.

Вторая пара рук отпустила меня, и спине стало жутко холодно. Дрожь стала сильнее.

– Мы пугаем её?

– Не знаю, Эсми.

Я почувствовала, как меня берут на руки м вносят в дом. С этой минуты моя жизнь сузилась до размеров белоснежного кожаного дивана.

Несколько раз сквозь прикрытые веки я отмечала, как включается и выключается свет. Это так же было не обязательным, как и плед, но именно подобные события придавали всему смысл. Именно эти вещи держали меня, не давая окончательно сойти с ума, и именно за этим я пришла сюда. Помощь, которую я попросила у доктора Каллена, была получена. Хотя, большую часть времени я не могла её по достоинству оценить.

– Ты думаешь, она и вправду спит?

– Не знаю. Природа того, что с ней происходит, мне непонятна. Больше похоже на транс, хотя я никогда раньше не слышал, чтобы нашему виду было доступно это состояние.

– Ты видел её глаза?

– …

– Всё это время, Карлайл, всё это время! Так долго!

– Я не могу думать об этом, милая. У меня просто не укладывается в голове.

– Но если Элис знала, то как же…

– Не будем делать скоропалительных выводов.

– Ты не думаешь, что мы должны сообщить на Аляску.

– Я… Я не знаю.

Я слышала этот разговор, как и другие, редкие, проходящие между Карлайлом и Эсми. Все они в большинстве своём состояли из вопросов, ответы на которых Каллены искали вместе. И чем дольше они не находились, тем более неуверенными и растерянными становились их голоса. С минуты на минуту я боялась услышать в них панику. Это убивало.

Я понимала, что пришло время «всплывать». Что у меня нет права и дальше злоупотреблять их добротой, лёжа на их диване, принимая их заботу.

– Я забыла, какой крошечной она была.

– Не представляю, как она выжила.

– Как ты думаешь, когда это случилось?

– Мне кажется, вскоре после нашего отъезда. Она не сильно изменилась с того времени.

– Что будет с Эдвардом, когда он узнает?

– Он не узнает.

В воздухе повисло напряжение, когда два вампира замерли, услышав мой голос.

Опустив с дивана две стофунтовые гири, в которые превратились мои ноги, я медленно приподняла голову и попыталась сесть. Со второй попытки и с помощью рук Эсми мне, наконец, это удалось.

– Детка…

Я боялась смотреть им в глаза. Не хотела видеть осуждение. Я знала, как все вампиры, Каллены мастерски владеют собой. Но даже мгновения будет достаточно, чтобы окончательно меня раздавить. Невозможно не осуждать то, что я сделала.

Я сама себя осуждала. Я сама себя боялась. Нет, я была от себя в ужасе!

Едва подумав об этом, я снова начала дрожать. Я чувствовала себя демоном, по ошибке заброшенным в райские кущи Я боялась запятнать их собой. Я уже это сделала в буквальном смысле. Моя одежда и кроссовки до сих пор была в крови. Засохшие бурые разводы красовались на руках, под ногтями - чёрные траурные окантовки. Надо было принять душ, но тёплый душ из самых добрых эмоций, который лился на меня в этой комнате, был намного важнее.

Пришла пора попросить полотенце.

– Я испортила вам диван. Простите.

– Белла…

Это была Эсми. Сколько взволнованности в голосе.

– Простите меня. Я не должна была приходить.

– Не говори так, милая. Не сказать, как мы рады тебя видеть.

Тонкая белая рука легла на моё колено. На фоне грязных, заскорузлых джинсов она смотрелась неуместно. Я быстро отвела глаза, не желая даже взглядом оскорблять её хозяйку.

– Здесь ты всегда дома, - тихо проговорил Карлайл. Всё это время он ни на минуту не покидал комнаты, как и его жена. И я так же взглядом избегала его.

Я всё ещё смотрела на свои кроссовки, когда в поле зрения показались мягкие домашние туфли доктора Каллена. Он опустился на диван, и я снова оказалась между ним и Эсми.

Из дальних уголков памяти неожиданно сплыло воспоминание о том, как я первые прикоснулась к Эдварду. Каким холодным он мне показался в самом начале, и как сильно я любила этот холод после. Его кожа была тверда, но ледяные пальцы казались нежными и лёгкими. Я не могла вспомнить ничего более ласкового, когда он кончиками проводил ими по моей щеке.