Северные форты Кронштадта представляли собой отдельную мощную артиллерийскую группу с орудиями до 10-дюймового калибра включительно.

И наконец, совсем особую группу составляла железнодорожная артиллерия и артиллерия военно-морского научно-испытательного полигона. Это были десятки батарей с орудиями калибром от 100 до 406 миллиметров.

Такова была схема организации артиллерии флота, находившейся в оперативном подчинении контр-адмирала И. И. Грена. В совокупности это была крупная сила, существенная поддержка сухопутному фронту под Ленинградом.

Весь день в штабе кипела работа по составлению и согласованию документов, необходимых для надежного управления большой массой флотского огня.

— Иван Иванович! Получается, что теперь у тебя огня больше, чем было у нас в Таллине?! — шутя заметил я.

— Могло быть еще больше! — ответил ненасытный Грен. — Весь наш резерв на складах и пушки с «Авроры» мы отдали на фронт. Около двадцати орудий в Пулково, Дудергофе и столько же отправили вместе с отрядом матросов под Москву…

Флот, чем мог, помогал армии, Ленинграду, Москве.

В течение дня наша работа дважды прерывалась срочными донесениями. В двенадцатом часу из штаба морской обороны Ленинграда сообщили, что тяжелая артиллерия противника обстреляла станцию Витебская-сортировочная, заводы «Салолин» и «Красный Нефтяник». Затем пришло донесение об обстреле завода «Большевик» и Пятой ГЭС. Это были первые снаряды, упавшие в Ленинграде. Неожиданный варварский артналет принес большие жертвы. Огонь вели 240-миллиметровые орудия из района Тосно.

Я позвонил по телефону своим родным. Из разговора с ними понял, что первый обстрел произвел на ленинградцев удручающее впечатление. Мой престарелый отец, Герой Труда, потомственный ленинградец, с укоризной сказал мне:

— Что ж, сынок, теперь, значит, и выйти на улицу нельзя? Неужели вы не можете их обуздать, проклятых?..

— Надо было вовремя эвакуироваться…

Старик перебил:

— Я тебе уже говорил: Ленинград — моя родина. Никуда я отсюда не поеду!

И сердито положил трубку.

Так закончился уже не первый наш разговор с отцом насчет эвакуации. И точно так отвечали властям многие тысячи ленинградцев.

Одновременно с централизацией управления огнем артиллерии армии и флота произошла и централизация управления всеми силами и средствами противовоздушной обороны. Истребительная авиация флота, корабельная и береговая зенитная артиллерия включились в единую систему ПВО Ленинграда. Откровенно говоря, такая организация нас тогда не устраивала, о чем комфлот не раз докладывал командующему фронтом. Дело в том, что если корабли, стоявшие в границах Ленинграда на Неве, целиком входили в зону ПВО города и одновременно прикрывались ею, то линейные корабли в Невской губе и Кронштадтская крепость с кораблями не имели достаточной защиты от ударов с воздуха. Жизнь требовала создания здесь самостоятельной системы ПВО флота и крепости. В те жаркие дни наши претензии не принимались всерьез, нас пытались даже обвинять в том, что мы, моряки, всегда находим «специфические» особенности флота и поэтому склонны к своеобразному сепаратизму.

Что же получилось?

Система ПВО города действовала надежно, а корабли в Кронштадте оставались почти беззащитными. Забегая вперед, скажу, что, пока противник не нацеливался на флот, все у нас было хорошо. Но, как только начались воздушные налеты на Кронштадт, мы стали нести весьма ощутимые потери. Но об этом дальше…

Авиация флота в оперативном отношении была подчинена командующему ВВС фронта генерал-майору А. А. Новикову. Ставка считала тогда необходимым все воздушные силы флота и фронта сконцентрировать в одних руках для наиболее эффективной обороны Ленинграда. И против этого трудно было возражать.

И вообще, в те дни было не до споров. В Кронштадте не стихал гром двенадцатидюймовок линкора «Марат». Ему вторили орудия линкора «Октябрьская революция». Корабли Отряда реки Невы стреляли из района Усть-Ижора. Они вели огонь по фашистским войскам, подошедшим уже к Ивановским порогам. Две канлодки беспрерывно поддерживали войска 23-й армии в районе Сестрорецка.

Гитлеровцы пошли на страшную подлость. Они обрушивали на город сотни снарядов утром, когда рабочие отправлялись на работу, и вечером, когда люди возвращались с заводов. Так было 5 сентября. Сотни мирных жителей были убиты и ранены. Многие дома на Роменской и Глазовой улицах превратились в руины. Это было дикое варварство. Только оголтелые враги человечества могли решиться на такое. Ненависть и жажда мести за невинные жертвы жгли сердца советских солдат и матросов.

Морская разведка установила, что фашистские артиллеристы стреляли по городу вначале из района Тосно, но, опасаясь нашего возмездия, быстро перекочевали в районы Стрельны, Урицка, Володарского и Пушкина. Звоню И. И. Грену:

— Долго еще гитлеровцы будут безнаказанно обстреливать город?

— Не беспокойся. Мы разработали надежные методы контрбатарейной борьбы. Скоро фашисты запищат. Будь уверен!

Грен зря слов на ветер не бросал. После разговора с ним на душе стало немного легче.

Под Ленинградом разыгрывались крупные события, обстановка непрерывно менялась, и командующему флотом приходилось почти все время проводить в штабе фронта. К тому же добрая половина наших кораблей стояла на Неве. Лишь поздно вечером В. Ф. Трибуц возвращался на катере в Кронштадт, выслушивал доклады, давал указания на следующий день и утром вновь уходил в Ленинград.

Комфлот, используя большой штаб морской обороны Ленинграда, базировавшийся в городе, часто вынужден был давать приказания непосредственно кораблям в Неве и Ладожской военной флотилии. Явно чувствовалось, что наличие двух штабов — морской обороны Ленинграда и штаба флота в Кронштадте — в создавшейся обстановке было лишним. Но напряженная обстановка не позволяла нам тогда заниматься решением каких-либо организационных проблем, поскольку все силы были сосредоточены на том, чтобы остановить врага, спасти Ленинград.