Неужели все происходящее лишь моя выдумка на почве смерти Себастиана? А как же его письмо, в котором он говорит о призраке наследника? Не уж-то мой муж тоже был сумасшедшим? Я пытаюсь судорожно вспомнить, что появилось раньше: письмо или сама Тень? А сейчас я грею руки у огня и думаю, сквозняк ли стучал в мои двери или Человек, Который Всегда Стоит В Углу?

Я осматриваю свое тело — все в ссадинах и синяках, и не могу понять, откуда их взялось такое множество? На моих бедрах остались следы чьих-то рук... Отпечатки пальцев точно подходят мне по размеру. Я чувствую удар тока по позвоночнику от одной лишь мысли, что все эти увечья я причинила себе сама...

И вот я уже ползу обратно на кровать и слышу как в непроглядной тьме, где-то под шкафом в сундуке шибуршатся куклы.

Теперь я слышу их голоса:

— Почему ты заперла нас, Белатрис? Немедленно объяснись.

— Триси, мы были к тебе несправедливы, пожалуйста, выпусти нас.

— Трис, дорогуша, мы не желали тебе смерти, мы лишь хотели добра для тебя. Мы видели, как ты мучаешься. Отопри сундук, и мы снова будем вместе — пить чай.

— Она не откроет нам девочки и нечего перед ней унижаться.

— А твой папаша не рассказывал тебе, откуда у нас человеческие волосы, Триси? Твой страх детства. Ты помнишь его?

О чем это они говорят? Я застываю на полпути.

"Папенька, волосы-то у куколок настоящие?"

"Конечно же нет, Белатрис".

— Это работа кукольника, — с досадой отвечаю я, — причем тут мой отец?

— Не было никакого кукольника, и ты это знаешь! Ты помнишь, как в родительском имении пропало трое дочерей служанок? И как их всех нашли утопленными в пруду, без волос?

"И впрямь без волос..."

— Это не правда! Совпадение! У девочек были вши и их постригли незадолго до смерти!

— О Триси, не ври себе. Ты помнишь, как смотрели слуги на твоего отца дворянина?

"Нужно только добраться до кровати".

— И ты знаешь, что он пропал, спустя два дня после инцидента.

— И его вовсе и не задрали волки, Белатрис.

— Его встретили разгневанные крестьяне с вострыми крюками.

— Твой отец был убийцей!

— Не правда! — Дрожащими пальцами я откручиваю крышку с баночки, роняя желтые шарики валириума на пол, я судорожно пытаюсь их собрать и в конечном итоге, наконец, засовываю два пальца с пилюлями в рот.

— Признай это, Трис — твой отец...

Валириум падает под язык и превращается в шипящую пену, принося с собой кратковременное онемение рта и волну облегчения. На этом голоса стихают.

Я лежу на полу.

— Мой отец был порядочным человеком... порядочным...

* * *

Всю неделю болезни, я кричала так, что даже осипший голос на время отдал полномочия крику, и не кричала я уже вовсе, а, в самом деле, орала.

Но в эту ночь. В эту самую тихую осеннюю ночь, когда я успела принять лекарства и начала медленно погружаться в сон, на поместье, наконец, опустилась гробовая тишина.

ГЛАВА 8 ПРИЗРАЧНЫЙ УРАГАН

Я вижу в зеркале измученное лохматое существо уже мало похожее на человека, и с сожалением признаю, что вижу собственное отражение. От былой красоты не осталось и следа, и мои губы сжимаются от ненависти к времени. Трость поднимается в воздух, я слышу, как она рассекает его подобно хлысту и как гремит битое стекло, падающее на пол к моим ногам! Я уничтожила эту старуху! Не попадайся мне больше на глаза.

 За окном раздается треск падающего дерева и скрежет веток о стены. Глухой удар сотрясает весь дом. "Что там происходит?"

Мне приходится подойти к окну, и теперь я вижу, как снаружи, гонимые ветром прочь листья, сметают все на своем пути. И в то же время за дверью лает щенок, и я вспоминаю, что, завела собаку. Я иду к двери, превозмогая боль в ноге, чтобы скорее впустить Пушка, но за порогом пусто.

— Пушок! Пушок! — зову я что есть силы.

Но только ветер гуляет по пустынным тропам.

Прежде чем закрыть дверь, я всматриваюсь в небо и от увиденного мне становится дурно. Там, в сердоликовой вышине, водоворотом неистовых облаков собирается зловещая воронка, а в ее центре сияет солнце, сражаясь с всепоглощающей тьмой. Столбы света пронизывают громадные тучи, словно божественные копья.

Настоящая буря пришла на округу.

И вновь я слышу Пушка. Но на этот раз я могу его видеть.

Он манит пойти за собой.

— Вернись Пушок! Вернись!

Ах, непослушная собака. Позабыв про боль в ноге, я устремляюсь за ней.

* * *

Я слышу шум пропеллера и вижу, как из-за темной тучи выныривает одинокий кукурузник, он рассекает небо и растворяется где-то там, в вышине, среди облаков. А через пять минут мне на голову падают листовки, словно белые хлопья снега.