Блисс улыбнулась.

– Вы собираетесь брать оружие даже в мир без атмосферы? Впрочем, неважно! Я не подвергаю сомнению ваши решения.

– Хорошо! – сказал Тревиз и повернулся, чтобы помочь Пилорату закрепить шлем, прежде чем надеть свой собственный.

Пилорат, который никогда прежде не надевал скафандра, довольно уныло спросил:

– Голан, я действительно смогу дышать в этой штуковине?

– Обещаю вам, – ответил Тревиз.

Блисс смотрела, как закрепляются последние соединения, держа руку на плече Фоллом. Юная солярианка смотрела на две фигуры в космических скафандрах с явной тревогой. Она дрожала, и рука Блисс держала ее мягко и успокоительно.

Дверь воздушного шлюза открылась, и мужчины ступили вовнутрь, помахав на прощание раздутыми руками. Внутренняя дверь закрылась, затем открылась наружная, и они неуклюже ступили на почву мертвого мира.

Светало. Небо было, разумеется, чистым и имело пурпурный цвет, но солнце еще не показалось. Вдоль горизонта, там где оно должно было выглянуть, виднелась легкая дымка.

– Здесь холодно, – сказал Пилорат.

– Вы чувствуете холод? – удивленно спросил Тревиз. Костюмы были хорошо изолированы и если могла возникнуть какая-то проблема, то только с отведением тепла человеческого тела.

– Вообще-то нет, но взгляните… – Его голос ясно звучал в ушах Тревиза, а палец куда-то указывал.

В пурпурном свете зари осыпавшиеся камни перед зданием, к которому они направлялись, были покрыты инеем.

– С разреженной атмосферой здесь может быть холоднее, чем вы ожидали, ночью и теплее днем. Сейчас самое холодное время дня, и должно пройти несколько часов, прежде чем на солнце станет слишком горячо для нас.

И тут же, как будто слова эти были каббалистическим заклинанием, край солнца показался над горизонтом.

– Не смотрите на него, – сказал Тревиз. – Ваша лицевая пластина зеркальна и непрозрачна для ультрафиолета, но все равно это может быть опасно.

Он повернулся спиной к поднимающемуся солнцу, и его длинная тень упала на здание. Солнечный свет заставил мороз отступить, пока он смотрел. Несколько мгновений стена выглядела темной от сырости, а затем это исчезло.

– Внизу, – сказал Тревиз – здания не кажутся такими хорошими, какими казались с орбиты. Они потрескались и разрушаются. Это результат колебаний температуры. Полагаю, и водяные пары замерзают и оттаивают каждую ночь и каждый день в течение, возможно, двадцати тысяч лет.

– На этом камне над входом вырезаны буквы, но разрушение сделало их трудно понятными.

– Вы можете разобрать их, Яков?

– Это какое-то финансовое учреждение. По крайней мере я разобрал слово, означающее «банк».

– А что это такое?

– Здание, в котором имущество хранилось, где оно получалось, продавалось, давалось взаймы и вкладывалось… если я все правильно понимаю.

– Целое здание, предназначенное для этого? И без компьютеров?

– Компьютеров не было нигде.

Тревиз пожал плечами. Подробности древней истории не приводили его в восторг.

Они пошли дальше, спеша и проводя все меньше времени в каждом следующем здании. Молчание, МЕРТВЕННОСТЬ давили на психику, угнетали. Медленный тысячелетний коллапс, в который они попали, делал это место похожим на скелет города, где не осталось ничего, кроме костей.

Они далеко углубились в умеренную зону, но Тревизу казалось, что он чувствует тепло солнца на своей спине.

Пилорат, находившийся в сотне метров справа от него, вдруг резко сказал:

– Взгляните на это.

Тревиз содрогнулся и ответил:

– Не кричите, Яков. Я услышу ваш шепот, независимо от того, на каком расстоянии от меня вы будете. Что это?

Пилорат, немедленно понизив голос, сказал:

– Это здание называется: «Зал Миров». По крайней мере так я прочел надпись.

Тревиз присоединился к нему. Перед ними было пятиэтажное строение с заваленной обломками камня крышей, как будто некие скульптуры, стоявшие там, развалились на куски.

– Вы уверены? – спросил Тревиз.

– Если мы войдем, узнаем наверняка.

Они преодолели пять низких широких ступеней и пересекли огромную площадь. В разреженном воздухе их подкованные металлом ботинки вызывали лишь шепот вибрации.

– Я понял, что вы имели в виду под «огромным, бесполезным и дорогим», – пробормотал Тревиз.

Они вошли в широкий и высокий зал, освещенный через высокие окна солнцем, лучи которого ярко высвечивали места, на которые падали, оставляя остальное в тени. Разреженная атмосфера рассеивала свет.