Шрифт:
– В этом есть кое-что еще, Тревиз. Ребенка должны были убить потому, что он слишком молод, чтобы стать Преемником, а этому причиной то, что его родитель умер преждевременно, к тому же умер от моей руки.
– Да, в момент, когда вопрос стоял так: убить или быть убитым.
– Это неважно. Я убила его родителя, а потому не могла стоять в стороне и позволить, чтобы ребенка убили из-за моего поступка… Кроме того, это дает для изучения мозг, которого Гея никогда прежде не встречала.
– Мозг ребенка.
– Он не всегда будет мозгом ребенка. Со временем у него разовьются преобразовательные доли по обе стороны мозга. Эти доли дают солярианину возможности, с которыми не может состязаться вся Гея. Простое поддержание освещения и активирование устройства, открывающего дверь, совершенно вымотало меня. А Бэндер снабжал энергией все свое поместье, большее по размерам, чем город, который мы видели на Компореллоне. И делал это даже во сне.
– Значит, вы смотрите на ребенка, как на важную часть фундаментальных исследований мозга, – сказал Тревиз.
– Да.
– Я смотрю на это несколько иначе. Мне кажется, что он представляет опасность для корабля. Большую опасность.
– Опасность в чем? Он отлично приспособится… с моей помощью. Он высокоразумен, и уже сейчас выказывает признаки любви к нам. Он будет есть то, что едим мы, пойдет туда, куда пойдем мы, а я/мы/Гея получим бесценное знание относительно его мозга.
– А если он произведет на свет младенца? Ему не нужен партнер, он сам будет своим партнером.
– Он не достигнет возраста деторождения еще много лет. Космониты жили веками, к тому же соляриане не хотят увеличивать свою численность. Задержка воспроизведения, вероятно, заложена во всей популяции. Фоллом еще долго не сможет иметь детей.
– Откуда вы знаете это?
– Я не ЗНАЮ. Это просто логический вывод.
– А я говорю, что Фоллом опасен!
– Вы тоже не знаете этого. К тому же ваш вывод нелогичен.
– Я чувствую это, Блисс, не знаю почему… Кстати, именно вы утверждали, что моя интуиция безупречна.
Блисс нахмурилась, и на лице ее появилось озабоченное выражение.
Пилорат остановился у двери в пилотскую рубку и неуверенно заглянул вовнутрь, пытаясь определить очень занят Тревиз или нет.
Тревиз держал руки на столе, как делал всегда, соединяясь с компьютером, а взгляд его был прикован к экрану. Пилорат решил, что он работает, и стал терпеливо ждать, стараясь не шевелиться, чтобы не отвлекать его.
Наконец, Тревиз взглянул на Пилората. Глаза его, когда он был связан с компьютером, казались остекленевшими, как будто он смотрел, думал и жил иначе, чем обычные люди.
Он медленно кивнул Пилорату, словно зрение его работало с натугой, а потом как бы с трудом переключился на оптические доли мозга. Прошло еще несколько секунд, Тревиз поднял руки, улыбнулся и вновь стал самим собой.
Пилорат сказал извиняясь:
– Боюсь, что помешал вам, Голан.
– Ничего страшного, Яков. Я просто хотел проверить готовы ли мы к Прыжку. Мы готовы, но думаю, нужно подождать еще несколько часов, просто на счастье.
– Счастье… или случайные факторы… разве можно что-то сделать с этим?
– Это просто так говорится, – улыбаясь ответил Тревиз, – но теоретически со случайными факторами можно кое-что сделать. Как по-вашему?
– Можно мне сесть?
– Разумеется. Впрочем, идемте лучше в мою комнату. Как Блисс?
– Очень хорошо. – Он откашлялся. – Она снова спит. Вы знаете, ей нужно много спать.
– Я отлично понимаю это. Это гиперпространственное разделение.
– Вот именно, старина.
– А Фоллом? – Тревиз прилег на кровать, предоставив Пилорату стул.
– Помните книги из моей библиотеки, которые ваш компьютер напечатал для меня? Народные сказки? Он читает их. Конечно, он очень мало понимает, но, похоже, ему нравится, как звучат слова. Он… мне хочется называть его мужским местоимением. Как по-вашему, старина, отчего это?
Тревиз пожал плечами.
– Возможно, потому, что вы сами мужчина.
– Возможно… Вы знаете, он пугающе разумен.
– Наверняка.
Пилорат заколебался.
– По-моему, вы не очень любите Фоллома.
– Я ничего не имею против него лично, Яков. У меня никогда не было детей, и я никогда особо не любил их. Насколько я помню, у вас есть ребенок?
– Да, сын… Помню, было приятно возиться с ним, когда он был маленьким. Может, поэтому я и хочу пользоваться местоимением мужского рода для Фоллома. Это возвращает меня на четверть века назад.