Но если в качестве единственной ожидаемой реакции рассматривается лишь подчинение, это потребует от государства постоянных существенных усилий связанных с насилием, что сопряжено с риском возрастания уровня насилия в целом. В некотором смысле доказательством такого утверждения, помимо анализа исторического опыта, может служить ряд проведенных экспериментов, пусть и порой ставящихся под сомнение в деталях, но не отменяющих ни их результатов ни того, что такие результаты во многом соотносятся с существовавшей и существующей практикой. Речь идёт, например, о широко известном Стэнфордском тюремном эксперименте [30] , который предполагал разделение его участников на группы: на тюремщиков (тех, кто подчиняет) и заключённых (подчиненных). Такое разделение приводит не только к быстрому приспособлению участников к соответствующим ролям, но и повышению жестокости, а в конечном итоге и к антагонизму между группами [31] . В условиях закрытости каждой из групп и отсутствия иного взаимодействия между участниками разных групп, группы начинают действовать как противоборствующие.

То же происходит и в государстве. Обладая монополией на насилие, государство является участником подчиняющей группы и, в итоге, ассоциируется с действиями группы применяющей насилие и, с большой вероятностью, принимает на себя последствия таких действий. Видны лишь роли тех, кто действует от имени государства и субъективная оценка их действий, которая и становится общей характеристикой каждого действующего от имени государства. Но такая оценка взаимна. Применяющий насилие видит лишь роль остальных. Для него любое лицо становится лишь потенциальным объектом приложения профессиональных усилий, потенциальным нарушителем. И вновь значение приобретает не личность лица, но социальная роль, которую он играет в потенциальных или реальных отношениях. Происходит обезличивание, а порой и обесчеловечивание участника отношений.

Эксперимент Стэнли Милгрэма показал, что здоровый человек выполняет принятую на себя роль только потому, что он пришёл её выполнять [32] и в процессе её выполнения для некоторых людей этические ценности часто не являются определяющим фактором, воздействующим на его поведение [33] . При подчинении авторитету лицо действует так, как от него ожидают, а порой ещё и как считает правильным. Возможность сопротивления авторитету и требованиям выполнять определённые действия определённым образом – это особенности конкретной личности [34] , хотя в определённых условиях и не такая уникальная, как это порой может показаться [35] . Но принятие на себя определенной роли часто порождает и принятие на себя того, что по мнению принявшего роль ассоциируется с такой ролью. Надо учитывать и склонность отдельных лиц, обладающих той или иной мерой власти, к демонстрации агрессии/проявлению насилия по отношению к любой «подчинённой» особи. Предоставляя нормативно или фактически право на насилие лицу в обществе, где восприятие человека осуществляется не через его личность, или хотя бы человеческую сущность, а только через роль в конкретных общественных отношениях, государство провоцирует ещё большее насилие и разделение общества. Люди испытывающие или видящие и близко принимающие насилие не рассматривают себя как часть общности под руководством государства и при возможности игнорируют его и/или противостоят ему. Лояльность основанная на насилии при первой же возможности разрушается, а возникшие новые общности заменяют существовавшие. В такой ситуации вся система государственного устройства либо является номинальной и отражает лишь организационную структуру иерархии органов центральной власти, либо, в лучшем случае, становится линией разлома государства, его территории и общества, в случае ослабления верховной власти, поскольку государство фактически не сумело создать иного альянса, кроме системы власти, предоставляющей выгоду лишь лицам, в ней состоящей. Не сумев добиться поддержки общества или создав, в лучшем случае иллюзию такой поддержки, государство потенциально пребывает в состоянии неустойчивого равновесия, и в любой момент склонно к разрушению. Оно в лучшем случае достигает возможности относительной управляемости которая достигается платой за лояльность участникам созданного им альянса. Если территория государства обширна, и/или численность населения велика, альянс существует лишь до тех пор, пока у образующих его участников выгода от подчинения доминанту превосходит их издержки в случае неподчинения. Рассчитывать на поддержку прочих лиц, не участвующих во властном альянсе, можно лишь в случае создания у них либо представления о выгодности существования такой системы или же через ощущение «доброго государя». Причём в первом случае речь может идти и об экономическом благополучии населения, и о наличии внешней и/или внутренней угрозы, и о совместной борьбе за некие разделяемые всеми идеалы и о любом другом реальном или кажущимся важным внутреннем и/или внешнем факторе, представляющим или мнимо представляющим значение для общества. Но это отнюдь не мешает испытывать ощущение собственной обособленности по отношению к государству, прочим его территориям и другим гражданам. И это же не мешает и лицам, входящим во властный альянс, испытывать те же ощущения. В условиях ограничений управляемости больших групп, особенно групп национально и/или территориально обособленных, каждая самообособленная и альтернативно идентифицирующая себя группа не встроенная в единую систему территориальной организации государства и не рассматривающая всех прочих членов данного общества как себе подобных, не испытывает личных связей с другими как последствия добровольной вовлечённости в общую жизнь общества. С другой стороны, правильное социальное воздействие, достаточная плотность общества и нивелирование последствий низкой плотности общества, например, посредством обмена информацией, в том числе через СМИ, удовлетворительная иерархия доминирования, нашедшая отражение в территориальной (национально-территориальной) организации государства и общества в целом, эффективная организация управления обществом скрадывает эту угрозу и включает эту обособленную иерархию в существующую, например, посредством включения в политическую борьбу за верховную власть, или же вводя местную иерархию в существующую насколько это возможно, или же сохраняя или предоставляя максимально возможную власть над альтернативной иерархией, сохраняя её подчинение в рамках большей иерархии, делая систему в целом более управляемой (ограничение на число подчинённых), но вовлекая при этом всё общество в прямое или опосредованное участие в созданной государством системе отношений и иерархии доминирования, постоянно демонстрируя единство общества и подтверждая при этом для всего общества необходимость государства и предлагаемых им инструментов в обмен на те издержки, которые несёт каждое лицо.

Конец ознакомительного фрагмента.