Много странного, непонятного и откровенно страшного пришлось ей повидать с тех пор, как ее, осиротевшую семнадцатилетнюю девчонку Раю Ходакову, устроившуюся посудницей в хабаровскую психушку, изнасиловали в кухонной подсобке два пациента. Это было настолько унизительно и гнусно, что жить после этого казалось невозможным. Когда насильники ушли, Рая, едва найдя силы шевельнуться, доползла до кухонного стола, нашарила ножик и шарахнула себе по горлу. Она истекла бы кровью и умерла, да только докторша Людмила Павловна Абрамова взяла и заглянула в подсобку в эту самую минуту. Отродясь ее на кухне не видели, а тут поди ж ты…

Рая, впрочем, к той минуте потеряла сознание и очнулась нескоро – уже на больничной койке, не чувствуя никакой боли в перевязанном горле, – а над собой увидела два озабоченных лица: самой Людмилы Павловны и сестры-хозяйки Алевтины Федоровны Чернышовой.

Попыталась что-то сказать, но Людмила Павловна приложила ладонь к ее губам:

– Не говори пока ничего, просто слушай. Не волнуйся ни о чем, я о тебе позабочусь. Тут из милиции приходили…

Рая с ужасом на нее посмотрела: стоило только представить, что надо будет чужим, посторонним людям рассказывать о том, как возились на ней, слюнявили и поганили ее два гнусных психа и как она потом попыталась покончить с собой… да, не зря матушка-покойница называла неумехой, у которой руки не туда вставлены, если даже этого сделать Рая не смогла!

– Да не к тебе они приходили, – улыбнулась Людмила Павловна. – О тебе никто не знает, кроме нас с Алевтиной Федоровной. А приходили они потому, что Попов и Капитонов подрались да с лестницы свалились. И вот же как не повезло им: оба шеи сломали да померли.

– Не померли, а подохли, – чуть слышно просипела Рая, потому что Попов и Капитонов – это были те самые подонки, которые ее изнасиловали.

– Подохли, подохли, – весело блестя глазами, согласилась Людмила Павловна, и Рая, неизвестно почему, поняла, что здесь не обошлось без Людмилы Павловны.

Вот подумала так – и тотчас поверила в это, потому что в Людмиле Павловне всегда была некая особенная таинственность, опасная, но при этом чарующая, причем по больнице ходили смутные слушки о том, что она с некоторыми пациентами проделывает какие-то опыты… может людей заставить сделать то, что она им приказывает… а что, если она и этим двум сволочам приказала с лестницы кинуться? Захотела за Раю заступиться – и приказала! И за это заступничество, Рая знала, она будет Людмиле Павловне благодарна по гроб жизни! Вот только как жалкая судомойка сможет отблагодарить доктора Абрамову?

К ее изумлению, случай вскоре представился, да какой случай! Людмила Павловна открыла Рае свою тайну: она была беременна, и совсем скоро предстояло ей рожать. Однако Людмила Павловна по какой-то причине ни за что не хотела, чтобы окружающие об этом знали. Она опасалась чего-то – и для себя, и для ребенка. И предложила Раисе стать няней для будущего дитяти, помогать Людмиле Павловне скрывать его существование от всех остальных. Содействовать им должна была Алевтина Федоровна. Она помогла обеспечить Людмиле Павловне тайные роды, а потом выкрала у своей племянницы Эльки Чернышовой документы и зарегистрировала Эльку как мать младенца (его назвали Романом), однако фамилию ему записала не Чернышов – а Роман Павлович Верьгиз. При этом в графе «Отец» стоял прочерк, однако на сей счет у Раи имелись некие подозрения, о которых она, впрочем, благоразумно помалкивала.

Рая жила с маленьким Ромкой в квартире, снятой для нее Людмилой Павловной на улице Ленинградской, неподалеку от психиатрической больницы, так что Людмила Павловна – хозяйка, как ее про себя называла Рая, – могла забегать к сыну довольно часто, хоть и украдкой.

Рая была довольна своей новой жизнью – спокойной, чистой, сытой. Она не задумывалась о будущем, она любила Ромку как родного, да и он привязался к ней куда сильнее, чем к Алевтине Федоровне, а может быть, даже больше, чем к матери.

Но потом что-то случилось, и этой безмятежной жизни пришел конец… Пришлось спешно собирать вещи и чуть ли не бежать из Хабаровска. Хозяйка уклончиво объяснила, что Алевтина Федоровна погибла при пожаре, который случился в квартире Людмилы Павловны, а вместе с ней погиб и некий доктор Сергеев. Спокойствие, с которым хозяйка об этом сообщила, изумило Раю: ведь в больнице втихаря сплетничали насчет их с Сергеевым отношений, Раиса даже предполагала, что именно он был отцом Ромки… Еще больше Рая удивилась, когда Людмила Павловна – уже после того, как они перебрались в Москву, – показала ей новое свидетельство о рождении своего сына. Теперь его звали Павлом, фамилия была – Абрамец, а его матерью значилась никакая не Элька Чернышова, а Люсьена Павловна Абрамец. Оказывается, таким было подлинное имя Людмилы Павловны Абрамовой! Но это удивило Раю гораздо меньше, чем имя, которое теперь значилось в графе «отец». Это было отнюдь не имя доктора Сергеева, а какого-то другого, вовсе неизвестного Рае мужчины!

Впрочем, одного пристального взгляда Людмилы… то есть, простите, Люсьены Павловны, хватило, чтобы Рая перестала удивляться чему бы то ни было и опять приняла свою судьбу как нечто само собой разумеющееся: и поспешный отъезд их в Москву, и новую, безбедную жизнь там. Хозяйка начала работать ассистенткой у всяких знаменитостей – гипнотизеров и разных экстрасенсов, которых вдруг расплодилось великое множество. Гуляя с Ромкой (Рая никак не могла привыкнуть называть его Павликом, да хозяйка и не настаивала!), она видела расклеенные на заборах объявления об услугах величайших магов и колдунов нашего времени, ахала, охала, однако тихо подозревала, что ни один из них и в подметки не годится ее хозяйке, которая мало того что ее и Ромку могла успокоить одним взглядом, точно так же действовала на самых разных людей: на паспортистку в домоуправлении и на самого управдома, на участкового милиционера и даже на начальника милиции, и на соседей, и на скандальных таксистов…