Обойдя дом со всех сторон и не найдя детей, Эмма судорожно припала к земле и еле слышно зарыдала. Она была очень признательна этой семье, и не знала, смогла бы она их отблагодарить когда-либо вообще. Если бы она нашла девочек, то забрала их с собой, хоть и не знала куда: у нее не было дома, и ей приходилось ночевать по подвалам и заброшенным домам; чтобы не протянуть ноги от голода и холода, она занималась воровством и иными преступными подработками. Но желание помочь и хоть как-то отблагодарить Фоллсов за их доброту переполняли храбрую, просторную для сердобольности и милосердия, и не погибшую в жестокости уличного выживания, душу Эммы.

Она продолжала лежать на обугленной земле, прислушивалась к каждому шороху. Что-то шевелилось под землей. «Подвал!» – смекнула Эмма и, подбежав к входу в пристройку, принялась судорожно отбрасывать в стороны доски и камни, обжигая и царапая худые руки. Наконец она нащупала железную ручку подвала, отворила ее и быстро пролезла вовнутрь.

Когда ее глаза привыкли к темноте, Эмма достала зажигалку и посветила перед собой. В углу подвала сидела, тихо шмыгая и поджимая под себя ножки, старшая дочка, Кассандра, или Кэсси, как ее называли родители. Четырехлетняя Кэсси испуганно глядела на огонь и прижимала к себе сверток, в котором, похоже была ее младшая сестренка Саманта.

Эмма неслышно придвинулась к Кэсси и осторожно протянула свою руку. Кэсси узнала Эмму сразу, и той показалось на секунду, что в глазах девочки промелькнула искорка радости от того, что ее отыскали. Эмма, ликуя в душе и думая, что поступает правильно, вытащила детей из подвала незаметно для остальных, и, схватив на руки и крепко прижав к себе, стремглав помчалась куда глаза глядели.

Ноги Эммы, обутые в потрепанные тряпочные кеды, были сплошь изрезаны осколками и щепками, и от того каждое движение причиняло ей немыслимую боль. Сил и терпения нести детей в обессиленных и расцарапанных руках, хватило лишь до угла соседнего дома. Главная задача заключалась в том, чтобы их не заметила полиция, и у Эммы это получилось.

Присев на траву, она, невзирая на физические страдания, мягко опустила Кэсси на землю и, взяв из ее рук холодный сверток с новорожденным ребенком, так же осторожно его развернула. Там лежала плотно запеленованная Саманта, девочка, которой и часу жизни не было. Она не шевелилась и не издавала ни единого звука. Казалось, что она и не дышала вовсе.

– Сэмми спит, Эмма? – спросила Кэсси, поглядев на лицо Эммы, на котором застыла гримаса ужаса. – Она так крепко спит?

– Да, Кэсси, дорогая, Сэмми крепко спит. – сквозь слезы прошептала Эмма, прижимая мертвого ребенка к своей груди и качая его.

Она умом понимала, что младенца уже не спасти и не оживить никоим образом, но как преподнести эту страшную новость четырёхлетнему ее сестре, не имела представления. Очень неловкая и страшная ситуация постигла ее в ту секунду. Не может сказать, что Сэмми умерла, потому и пришлось лгать, что она спит.

– А где мама и папа? – второй, казалось бы, очевидный вопрос, поверг Эмму в смятение.

– Их нет больше, Кэсси… – не задумываясь, отвечала Эмма.

– Они ушли? Мама бросила нас в то страшное место и сказала, чтоб мы сидели там и ждали, когда она придет. Но она не пришла. Она попросила тебя прийти за нами, да?

– Да, она попросила меня спуститься за вами. Теперь мы будем жить с вами в другом месте. Все будет хорошо, обещаю!

– Мама и папа не пойдут с нами?

– Нет. Они…

– Они умерли? Сэмми тоже умерла? Я даже поиграть с ней не успела.

– Нет, что ты… Сэмми не умерла!

– Я хочу кушать… – произнесла Кэсси спустя некоторое время молчания. Она наблюдала за тем, как Эмма, давясь слезами, гладит малыша в надежде, что тот не погиб и действительно крепко спит.

– Сейчас милая, немного подожди, люди разойдутся, и ты покушаешь! Обещаю! Никуда не убегай только, сиди тихо, я скоро вернусь. Если кого-нибудь увидишь, сразу прячься. Поняла?

Эмма, оставив младшую сестру на земле и убедившись, что детей никто не заметит, скрылась в толпе и принялась шарить по карманам жакетов и пальто ошарашенных зевак, все еще стоящих у места трагедии и глазеющих на останки дома.

Внезапно она испытала на себе ледяной пристальный взгляд, и, страшно испугавшись, что кто-то ее все равно заметил, поспешила скрыться в другом направлении от места, где оставила детей, к яблоневым садам, расположенных в нескольких кварталов, чтобы отвести след хотя бы от детей. Она знала, что обязательно вернется за ними, а пока что запутает след.

Опустившись на землю, когда убедилась, что никто ее не заметил и не пошел следом, Эмма, озираясь по сторонам, поднесла к лицу награбленные деньги и принялась боязливо пересчитывать. Денег оказалось совсем немного: едва бы хватило на булку хлеба. Эмма хотела было подняться и идти за детьми, как услышала шорох и шуршание листьев позади себя. Понимая, что она нужна детям и должна быть с ними в любом случае, а значит, ее ни под каким предлогом не должны поймать, Эмма в страхе обернулась, готовая снова бежать.