Домой я провожал ее ускоренным шагом: мне хотелось быстрее избавиться от чувства тошноты, преследующего меня на протяжении всего вечера. Дина, не поспевая за моим широким шагом, суетливо перебирала маленькими пухлыми ножками, обутыми в полусапожки на меху, и ежеминутно вздыхала, показывая, что она не этого ожидала от нашего вечера. Когда, наконец, я попрощался с ней, я с облегчением перевел дух: тошнота исчезла, и я теперь мог наслаждаться морозным, скрипучим воздухом, в котором с каждой секундой все сильнее начинали кружиться новые снежинки.

По пути домой, я решил заглянуть в редакцию, чтобы взять на выходную вычитку несколько материалов, которые к понедельнику должны были быть подготовленными. На втором этаже слабо горел свет.

— Гевор, это вы? — спросил я, заглядывая в редакцию.

— Ну, а кто же еще? — добродушно ответил пожилой мужчина, который у нас исполнял обязанности дворника, уборщика, истопника, мусорщика, вахтера и охранника. — Я думал, вы уже освободились, и никто не придет.

— Да я по делу забежал. А вы что?

— Да вот, как всегда мусор выношу. Глядите, сколько от нашей несравненной Цецилии Львовны выгреб, — он показал полное ведро бумаги.

— Нашли что-то интересное? — спросил я, зная, что мужчина любил отыскивать в мусорном ведре выброшенные рисунки иллюстраторов, которые по тем или иным причинам не устраивали Цецилию Львовну, а потом он распрямлял их и вывешивал на стене своей вахтерской каморки, которая была его постоянным жилищем.

— Нашел, нашел, — заулыбался он, показывая отсутствие переднего зуба. — Вот, гусеница верхом на слоне едет. И чем она не устроила Цецилию? Ничего она не понимает в художестве, потеряла дух детства. Вот я, был бы помоложе, пошел бы сейчас снеговика лепить, погода-то чудесная. Хотя, что мне сейчас мешает? Вот сейчас управлюсь, соберу мусор, да и пойду. Ведро найдем, палки, угли, да только морковки нет для носа…

— У меня есть мандарин. Подойдет? — спросил я, выглядывая из своего кабинета.

— А то ж, а то ж пойдет! — обрадовался он. — На завтра детвора как раз стащит и съест. Так… сейчас еще посмотрю, — кряхтел он, копошась над ведром, — а то вдруг что пропустил… Эге, что это тут. Какой-то стишок-страшилка. Кхм… эге, забавный стишок. А ну-ка Ларий, послушайте…

Однажды придет старичок,

И предложит тебе желанье.

Если сядешь на его крючок,

Жизнь твоя станет страданьем.

Он принесет тебе подарок,

И попросится в твой дом.

Но не верь ему, хоть он и жалок,

А гони его кнутом.

Он обманщик и не честный —

Не верь в доброту его.

Твоя семья исчезнет безызвестно,

И дом останется его.

Старик — мошенник и обманщик,

Приходит к тринадцати лет,

Не будь наивным мальчиком,

Иначе он съест тебя на обед.

Будь счастливым и веселым,

Не завися от своих бед,

А иначе призовешь ты

К себе похитителя лет.

Как только Гевор закончил читать, меня поразил ступор, а потом мелкая противная дрожь охватила мои руки и губы, я почувствовал, как они посинели от холода, хотя в помещении было тепло. Я попросил взглянуть на листок. Еще раз перечитал четверостишия, написанные ровным, красивым почерком. Никакой подписи не было. Аккуратно, дрожащими руками, я сложил его и засунул во внутренний карман пиджака.

— Я заберу его.

— Понравился стишок? — спросил Гевор и присмотрелся. — Эге, да вы весь дрожите. Печь вроде еще топится. Может, приболели?

— Нет-нет. Все хорошо, я не заболел. Просто взволнован, — словно во сне я начал шагать по сумрачной редакции от одного пустого стола к другому. Мысли кружились в точь-в-точь как снег на улице.

— Гевор! — крикнул я, и мужчина от неожиданности уронил железный совок. — Мы сейчас вдвоем быстро справляемся с вашими делами и идем на улицу. Будем лепить снеговика!

Дворник почесал недоуменно голову, а потом засмеялся, как ребенок.

— Вот это другое дело! Идемте, идемте!

Все выходные я брался за чтение материала, но постоянно ловил себя на мысли, что думаю о той таинственной девушке, которую я видел на улице, возле входа в редакцию, о девушке, которая принесла это злосчастное стихотворение. И чем больше я о ней думал, тем сильнее мне казалось, что это могла быть та самая затерянная девочка из прошлого. Девочка из Птичьей долины, таинственно исчезнувшая в холодном декабре.