— Они живут слишком глубоко. В океанских впадинах огромное давление. Оно могло бы превратить пенопластовый кофейный стаканчик в кусок материала размером с мелкую монету. Если бы кто-нибудь мог рыбачить так глубоко – что невозможно – и мог вытащить одну из этих рыб на поверхность – что, я подчёркиваю, невозможно – эти существа просто взорвались бы. Разница между давлением в их телах и атмосферным давлением вокруг них была бы слишком сильной, чтобы их кожа могла это выдержать.

— Но почему они здесь, в Хабе? Для чего?

— Не знаю, — признался Джек. — Когда я пришёл, они уже были здесь. Чей-то небольшой аквариум с необычными рыбками. Думаю, кто бы ни поместил их сюда, он пытался доказать, что в океанах на Земле есть более странные существа, чем те, что проникают через Разлом. Они могли бы просто написать записку: я бы понял. Если хочешь знать моё мнение, это своего рода излишество.

— Кто их кормит? Кто о них заботится?

— Я думаю, Йанто. Или это автоматизировано. Настоящая загадка в том, как в этих аквариумах поддерживается давление и температура океанских глубин, и полагаю, что эта технология – что-то проникшее через Разлом. Сейчас на Земле мы не смогли бы сделать такие резервуары. — Она скорее услышала, чем увидела, как он пожал плечами. — Эй, а может быть, весь этот аквариум – какое-то инопланетное устройство, конфискованное Торчвудом, а рыбы просто к нему прилагались. — Он на мгновение замолчал, а потом тихо продолжил. — Ты взяла тот инопланетный прибор, который мы обнаружили в ночном клубе, правда? Ты унесла его из Торчвуда.

Рис посмотрел в зеркало, и ему не понравилось то, что он увидел.

Он был бледным и измученным от недостатка сна, и под глазами у него красовались тёмные круги. Волосы казались грязными. Б'oльшую часть ночи он провёл без сна; он несчётное количество раз он был готов встать с кровати, чтобы пойти и поговорить с Гвен в гостиной, но постоянно в последний момент передумывал, будучи не в состоянии найти правильные слова. Каждый раз, когда в квартире раздавался скрип, он думал, что это Гвен возвращается в кровать, но он всегда ошибался. Он уже позвонил на работу и сказал, что заболел, но болезнь не была связана с его телом – у него болела душа.

Он чуть не набросился на Гвен с кулаками, чуть не ударил её по лицу. По её прекрасному, восхитительному лицу. И это спустя несколько мгновений после лучшего за всю их совместную жизнь секса. Он и понятия не имел, что способен к подобному насилию, но гнев просто овладел им, взявшись буквально ниоткуда и превратившись в гормональный шторм, который прогонял любые разумные мысли. Конечно, ему приходилось драться – ссоры возле пабов, когда какие-нибудь пьяные молокососы выкрикивали оскорбления, драки на футбольном поле после сомнительных блокировок, один запоминающийся случай, когда он задал хорошую трёпку потенциальному грабителю-наркоману в переулке, куда он зашёл помочиться – но он никогда не считал себя драчуном. Его никогда не охватывало горячее желание увидеть кровь, разбить кому-нибудь лицо. Ни разу – до прошлой ночи.

Он знал, что ему нужно поговорить с Гвен, попытаться исправить то, что случилось, но он не знал, как. Он не знал, какие использовать слова. В их отношениях всегда говорила и думала она. Он же пользовался интуицией, следовал своим чувствам.

И вот к чему это его привело.

Что нужно делать в подобных обстоятельствах? Цветы? Он мог бы заказать доставку цветов к ней на работу, но он теперь даже не знал, где она работает.

Может быть, он мог бы просто написать ей сообщение. Всего одно слово – «Прости». Посмотреть, сработает ли это.

А если нет? А если она уже звонит по объявлениям в поисках новой квартиры, куда она могла бы переехать? Что ему делать в таком случае? Он даже не был уверен, что сможет жить без Гвен. Она настолько привязала его к себе, что теперь мысль о том, чтобы стать одиноким, была для него сродни мысли о том, чтобы лишиться руки или глаза.

Следовало ли ему сделать ей предложение? Хотела ли она детей? Они никогда раньше не разговаривали ни о чём подобном. Беседы об их будущем обычно ограничивались тем, в какой район Кардиффа они хотели бы переехать и не будут ли сосновые полы и синельные [34] чехлы для мебели слишком безвкусными.

Он чувствовал себя потерянным. Он чувствовал себя так, словно плавал в глубоких эмоциональных водах, не отмеченных ни на одной карте, вместе с какими-то странными рыбами.

Но с другой стороны, осознал он, глядя на свой живот в зеркале, он определённо выглядел более худым.

Он недоверчиво ощупал живот руками. Конечно, та таблетка не могла уже начать работать? Куда делся жир? Он не просто испарился, и Рис не ходил в туалет с тех пор, как принял таблетку. Но мышцы определённо обозначились чётче, и валики, выпиравшие по обе стороны от его ремня, когда он одевался – то, что Гвен называла «любовными рукоятками» — больше не были такими явными.

Господи, эти таблетки действительно стоили тех денег, которые он за них заплатил.

И вместе с этой мыслью пришла другая – он был голоден. Он был невероятно голоден. Несмотря на все его мысленные обещания ограничить потребление углеводов, питаться пять раз в день овощами и фруктами и выпивать литр воды между восходом и закатом солнца, он был голоден.

Ноги Риса сами вынесли его из ванной через прихожую в гостиную, прежде, чем он осознал, что происходит. Остатки вчерашнего ужина всё ещё были здесь, уборка была отложена сначала из-за необузданного секса, а потом – из-за их ужасной ссоры. Курица была сухой; спаржа – жёсткой; пармская ветчина потемнела и затвердела. Несмотря на это, Рис сгрёб всё это и сунул себе в рот, наслаждаясь вкусом апельсиново-лаймового маринада. Его челюсти работали как безумные, пережёвывая еду, чтобы он мог её проглотить. Теперь все мысли о его животе были забыты, размыты и перекрыты потребностью утолить его зверский голод.