– Ты уже отдал, – рассмеялся я. – Я уверен, что они кому-нибудь определенно пригодились. А не выпустят эту книгу, потому что я не представляю, чтобы все согласились на научное признание некоторых твоих ошибок, как удачные эксперименты.

– Я издам ее сам. В типографии. И им придется пускать мою работу на суд более широкого круга, чем наш полузакрытый институт.

Солнечный свет щедро озарял город и касался теплом изголодавшуюся за зиму бледную кожу. Я зажмурился и почувствовал, как тепло проникает глубже, к сердцу, вновь вселяя в него покой и уверенность в будущем.

– Поступай, как считаешь нужным. Я с тобой, – беспечно кивнул я, совершенно не представляя, что и кому действительно нужно в нашем мире. – Сюда зайдем?

– Мне все равно. Я ужасно не выспался, – сказал Эмиль. – А что у тебя с Мариной?

– Ничего, – нахмурился я. – Я думаю, что ничего! А теперь это самое «ничего» будет все время рядом. Не мой она человек! Как же я не мог понять раньше? А что делать сейчас?

– Все твои сомнения возникают у каждого перед ответственным шагом. Думаешь, у меня такого не было? Ничего, все прошло. Так общество устроено. Есть порядок действий: учеба, работа, семья. Грубо говоря, фронт и тыл – соответственно.

– Ты не соображаешь!!! – воскликнул я. – Это единственный доступный выбор в жизни. Мы не выбираем родителей, мы не выбираем позже детей, их спутников, внуков. Мы можем выбрать только партнера и друзей в своей жизни. Но ты прекрасно понимаешь, что какой выбор сделаешь, по тому пути и пойдешь до конца. А зачастую получается, что и тут выбирать не приходится под воздействием некоторых обстоятельств.

– Я об этом никогда не задумывался, – озадаченно признался Эмиль.

– До этой секунды я тоже.

– Ты слишком драматизируешь. Или слишком чувствительный. Проще надо относиться.

– Поневоле расчувствуешься, – распахнул я стеклянную дверь. – У меня впервые появился собственный дом, свое личное логово, как вдруг оно из-за Марины превращается в чужую нору.

– У тебя не было дома? – осторожно поинтересовался Эмиль.

– Не хочу об этом говорить.

Мы зашли внутрь помещения ресторана и сделали заказ.

– Купи ей цветы и делай предложение, – решил Эмиль, поморщившись от водки. Меня тоже невольно передернуло. То ли от водки, которую глотнул Эмиль, то ли от его слов. – Все равно к какому-нибудь берегу надо приставать рано или поздно.

– Хорошая перспективка, – иронично произнес я, нервно тарабаня пальцами по столу. Неизбежность дальнейшей семейной жизни меня не порадовала.

– Все образуется.

Еще засветло я был дома. Кинул огромный букет цветов на стол. Не раздеваясь, бухнулся на диван и уснул.

– Куда поступать будешь, горе ты наше? – тяжело вздохнув, буднично поинтересовалась классная руководительница. Судя по ее вздоху, она хорошего ответа от меня не ждала, равно, как и поступления.

– Никуда, – сплюнул я на пол.

Надежда Ивановна поморщилась.

– Никита, у тебя одни прогулы и двойки. После восьмилетки ты обещал мне исправиться. Ты не представляешь, как я уговаривала педагогов, чтобы они пожалели тебя, ради памяти твоей бабушки, моей подруги и великолепного учителя, и дали окончить тебе десятилетку. Что же я вижу через два года? Что ты меня подвел?

Я смотрел в окно. Мне было все равно. Главное, что приближался конец ненавистному пребыванию в школьных стенах.

– Мне извиниться, что не сдержал обещания? Что вы сейчас от меня хотите?

– Оставь свои хамские замашки, на меня они никакого впечатления не производят. Мы в кабинете совершенно одни, и ты можешь быть просто собой. Нормальным человеком, с которым можно поговорить.

– О чем? – изумился я.

– Куда ты будешь поступать, – Надежда Ивановна не отрывалась от проверки тетрадей. Она не смотрела на меня, и я знал, что это тактично делалось для того, чтобы поговорить со мной по-хорошему. Если бы она развернулась ко мне и, глядя в глаза, учинила бы «допрос» высокомерным учительским тоном, то я, скорее всего, хлопнул бы дверью и ушел. Поэтому Надежда Ивановна делала вид, что сосредоточенно проверяет тетради, а раз уж я оказался в классе, то она, исключительно, как классный руководитель, интересуется моим будущим.

– Я же сказал – никуда, – за распахнутым окном качались ветви берез, подрагивая подросшими листьями. Воздух после утренней грозы под жаркими солнечными лучами был восхитительно приятен, точно обладал медовым липовым вкусом. Долгие годы я не обращал внимания, как прекрасна земля в разные времена года. Для меня существовали только два признака погоды: «нормально» и «противно». Но в этом году ко мне вернулось детское ощущение ожидания чуда, потому что эта весна должна была стать последней. Скоро у меня начнется новая жизнь, и все будет по-другому. Так, как я захочу.