Шрифт:
– У женщин вашей расы принято трогать всех мужчин, не только своих?
– спросил он каким-то странно спокойным голосом, глубоко внутри которого слышалось раздражение.
Я уставилась на него в очередном удивлении.
– О чем ты сейчас спрашиваешь меня, не пойму?
– ответила я в недоумении.
Рут быстро вскочил на ноги и подошел ко мне.
– Твой друг очень громко думал, как ты нежно прикоснулась к его плечу, - сказал он, и я почувствовала что-то недоброе в его интонации.
– Это был дружеский жест, - промямлила я, люди так делают.
– Твой друг другого мнения в его мыслях, - продолжил Рут, излучая негодование.
– Какое мне дело, что думает Сева!
– наконец-то взбесилась я.
– К чему ты это выясняешь?
– спросила я раздраженно.
– Ревную, - просто и открыто признался он.
Мне показалось это невероятным, от чего я даже улыбнулась.
– Хватит врать, - я ткнула его кулаком в грудь.
– Я не имею привычки говорить то, чего нет, - уверенно сказал он, - теперь я размышляю над наказанием для молодого человека, чтобы он научился контролировать себя в отношении тебя.
Я тут же испугалась. Один Бог знает, что может сделать Рут бедному Севе.
– Не надо, пожалуйста, ничего не делай, - испуганно сказала я.
– Не расстраивай меня, фламика, - сказал он недобрым голосом.
– Ты что, его защищаешь?
– голос стал еще громче. Слава Богу, что с другой стороны дома работала газонокосилка, и этот крик был ни кем, кроме меня не услышан.
Я тут же сообразила, что видимо у гамсийцев женщины никогда не вмешиваются в выяснение отношений между мужчинами. Но ведь силы их были неравны. Тем более что Сева вообще ничего не сделал, то, что он мечтает обо мне, так это не преступление!
– Послушай, - сказала я, беря его за руку, - на Земле все по-другому. У нас мыслей не читают, Сева ничего не сделал, и я его не защищаю, просто только я знаю всю ситуацию, как она есть, понимаешь, поэтому я вынуждена вмешаться.
Моя тирада немного остудила гамсийца, но он все еще недовольно смотрел вдаль.
– Рут, - решила я перевести тему, - как ты так быстро смог подстричь траву?
– Это заняло несколько секунд, - сказал он, - я приказал траве опалиться до ее основания.
Я уставилась на него, пораженная.
– А почему трава не черная на концах?
– спросила я единственное, что пришло мне в голову.
– Потому, что огня не было, - просто сказал он, все еще раздраженный.
– А если бы я сделал тебе предложение руки и сердца, ты бы рассказала обо мне своим подружкам?
– спросил он, приведя меня в панику своим вопросом.
– Ты подслушивал?
– перешла я в атаку, чтобы не отвечать на этот ужасный вопрос.
– Не подслушивал, а все слышал, - сказал он, уже немного расслабившись.
– Ты правда восхищена мной?
– Ну, все, - сказала я абсолютно красная.
– Пошли обедать, - позвала его я и собиралась направиться в сторону дома.
Рут схватил меня за руку и резко притянул к себе.
– Восхищена или нет?
– спросил он меня, поднимая в воздух на уровень его глаз.
– Таня, - услышала я голос приближающейся Лены, - вы где?
– Поставь меня, Лена идет!
– Ответишь на мой вопрос, поставлю, - сказал он, гипнотизируя меня своими красивыми черными глазами.
– Да, - сказала я от безысходности.
– И что именно тебя восхищает?
– продолжил он пытку, и не думая опускать меня вниз.
– Рут, прекрати, - совершенно смутилась я, но не похоже было, что его это волновало.
– Таня, - голос Лены приближался.
– Сила и власть, - выпалила я, не имея возможности поразмыслить над ответом.
В это же мгновение он резко притянул меня к себе, обхватил моими ногами свою талию и прижал меня к своим губам. В этот самый момент показалась Лена.
– Ой, простите, - промямлила она, но мы, кажется, уже не слышали ее.
Откуда взметнулась эта страсть, я не знаю, во мне возможно от отсутствия мужчины в моей постели более двух лет, в нем скорее это было природное, но мы упали на траву, не замечая ничего и никого вокруг, и какое-то время сгорали в конвульсиях экстаза. С этим пришельцем я поняла, что значит терять голову, гореть в объятиях страсти, биться в агонии возбуждения. Сева продолжал стричь траву, а Ленка пить чай внутри, пока мы проживали божественные моменты взаимослияния и обоюдного оргазма.
Когда мы растрепанные вошли в дом, Рут был единственным, кто не чувствовал неловкости.