– Как ты тут оказался? – спросила я, с трудом прерывая наш поцелуй и отрываясь от его губ.

– Я не стал останавливаться и ехал всю ночь, - он улыбнулся как чеширский кот довольный собой, а я снова залюбовалась им. Хоть наш тандем и смотрелся сейчас нелепо: я в узкой юбке-карандаше и блузке, на высоких каблуках, и он в белой футболке и синем полукомбинезоне, увешанном на поясе щетками, стеклоочистителями, и в высоких ботинках – мне не хотелось видеть рядом никакого другого мужчину.

– Но это же безумие, - только и смогла упрекнуть его я. Мне было лестно, что он спешил ко мне, но одна только мысль, что с ним могла что-нибудь случится, сводила меня с ума.

– Пустяки. Жизнь у нас одна и хотя бы парочка безумных поступков в ней должны быть. Ехать всю ночь напролет, залезть в окно к любимой женщине…

Никита не смог договорить, я оборвала его на полуслове поцелуем. Мы стояли у распахнутого окна, в лучах встающего солнца, обнимались и целовались. Будто не виделись целую вечность, и будто столько же до этого были знакомы.

Нашу идиллию прервал толчок в дверь. Как хорошо, что я с утра закрыла дверь в свой кабинет изнутри, хоть раньше и не водилось за мной такой привычки. Я потянулась к шнурку от жалюзи, одновременно чуть ли не выталкивая Никиту в окно. Наверное, на моем лице отразился такой сильный испуг, что мужчина послушно выбрался наружу, ничего не сказав в ответ. Я видела, как он задумчиво разглядывает меня, зависая в воздухе за окном пока оконное стекло и жалюзи не скрыли нас друг от друга.

Стук в дверь не стихал и мне ничего не оставалось, как открыть ее и впустить такого настойчивого посетителя. Я уже догадывалась, кого я встречу за дверью. Алекс ворвался в кабинет разъяренный как бык, увидевший свою красную тряпку.

– Скажи-ка мне, Ирина, что все это значит?

– Александр Николаевич, между нами все кончено, - я старалась, чтобы мой голос звучал уверенно.

– Я не твоя безвольная кукла, - уже тише добавила я, от чего глаза Алекса сузились от бешенства.

Тем не менее он спокойно закрыл за собой дверь на щеколду и двинулся ко мне, почти шипя гадости в моей адрес:

– А кто же ты, Ириша, тогда? Ты – настоящая кукла. Постельная игрушка и не более. Ты думаешь, я взял тебя на работу благодаря тому, что разглядел в тебе юное дарование? И сидишь ты в этом кресле благодаря своим профессиональным заслугам? Ты – шлюха. Просто личная шлюха, а я другими не пользуюсь, брезгую.

Звук пощечины прервал его речь. Мой удар естественно не нанес ему никакого видимого ущерба, он лишь усмехнулся в ответ на мою нелепую попытку защитить себя и обелить свое имя.

– Чтобы завтра утром тебя не было в моем агентстве. Можешь собирать вещи и возвращаться в свой Богом забытый колхоз, потому что ни одно уважающее себя агентство тебя не примет. Уж это я постараюсь устроить, - презрительно сказал Алекс, после чего направился обратно к двери. Напоследок обронив – Я дам тебе шанс, если передумаешь. Люблю сломанные куклы, они хороши в своем послушании.

Едва за мужчиной закрылась дверь, я обессиленно опустилась прямо на пол. Если бы я только знала, чем это все обернется… Лучше бы я никогда не приезжала сюда, не подпускала к себе этого мужчину… Мужчину!? Никита!

Я совсем забыла и теперь спохватившись резко рванула к окну. Надеюсь, он ничего не слышал. Я прислонилась лбом к стеклу, не пытаясь вытереть слезы, катившиеся из глаз. Никиты за окном не было, не было видно и веревки, на которой он висел.

Он

 Я влез в первое открытое окно и кажется стал прямо на чей-то стол. Не замечая ничего вокруг, я сел на него, отстегивая карабины и подавая знак, чтобы альпинистскую веревку смотали наверх. Я сидел в гнетущей тишине, яростно сжимая кулаки.

Вот и открылась личность таинственного Саши. Мог ли я злиться на Иру? А за что? Было бы глупо думать, что у нее никогда не было никаких отношений. Да и клятв и обещаний она мне никаких не давала. Как и повода для ревности. Но хоть он и стал свидетелем ее расставания с начальником, и надеялся, что он стал этому причиной, ревность все равно душила его. Только за то, что этот мужик прикасался к его зеленоглазке, хотелось вырвать ему руки. А большем и думать было страшно. Что бы ни было между ними, это не давало ему повод ее оскорблять. Хоть я и не мог все расслышать из-за шума улицы и толстого стеклопакета, не трудно было догадаться о том, что мужик перешел все рамки. Иначе его милая зеленоглазка не влепила бы ему пощечину. Хотелось помочь ей в этом и съездить ему по роже, но первым делом стоило убедиться, что с Ирой все хорошо.