Любовь зла. Литературные пародии и избранные стихи
вернуться

Монарха Юрий Петрович
Шрифт:

Когда к тебе утратят интерес

когда к тебе утратят интерес

футбол, военкомат и гонорея,

захочется пройтись по мавзолеям

Альванди Маэртис
когда к тебе утратят интерес презерватив, порок и, даже, муза, все женщины впотьмах наводят ужас, а дряхлое ребро не видит бес, не говори поэзии – всё, баста! и пусть прошли, не прописавшись в паспорт, Надежда с Верой, и гусарский насморк, и нечем пред читателем похвастать, да не умрёт в стихах лихой искатель любви и венерических зараз – соври, поэт, и не в последний раз, чтоб не утратил интерес читатель.

Пессимистическая комедия

Сегодня в семь повесилось пальто.

Я знаю – горю не помочь словами.

Ещё вчера отважно, как никто,

Оно размахивало рукавами…

Я понял вдруг, что белый свет жесток,

Что труден век наш горестно короткий.

Анатолий Чиков
Беспечны мы, а белый свет жесток. Он губит всё безжалостно и грубо. На днях моё повесилось пальто, А у жены дублёнка дала дуба. Я не успел оправиться от бед, Похоронил, и вот опять несчастье: Сносилась пара импортных штиблет И в мусорный, грустя, сыграла ящик. Сегодня в шесть ушли вперёд часы, А в семь ноль-ноль безвременно почили, Печально свесив стрелки, как усы. Я сам вскрывал – теперь их не починят. Поминки будут завтра, а пока В моём желудке без вести пропали Два огурца, цыплёнок табака И целых три бутылки "Цинандали". Скорбя по ним, я волю дал слезам, И понял вдруг, лицом упав в тетради, Что, жизнь отдав комическим стихам, Во мне погиб непревзойдённый трагик.

Блокировка №1

Тончайшая,

вошла,

высокой грудью,

развеяв сумрак стен и потолка…

…И я, загадочный и тёмный,

Стою в незримом их кругу,

И тень моя, как мост огромный,

На том качнулась берегу.

Александр А. Лихолёт
У дач, где ритмы ресторанные Кому-то опошляют слух, В мои стихи, такие странные, Загадочный вселился дух. Здесь тень, над речкою склонённая, В моём качается мозгу, И пары, тенью возмущённые, На том вспорхнули берегу. Чужие тайны мне поручены, И удивлённо ходит бровь, Когда души моей излучины Знакомое слагают вновь. Где пень дубовый вместо столика, И сонно камыши торчат, Два в меру трезвых алкоголика «Не будешь третьим, ли?» – кричат. А я, восторженно таинственный, Стою, как факел без огня, Непостижимый и единственный, Но Муза – грудью за меня!

Блокировка №2

Есть на родной земле места,

Обрыв…

Черёмуха, крапива....

Забудешь. Снова забредёшь.

Обрыв…

Черёмуха, крапива…

Тревожной сырости вдохнёшь.

И вдруг уходишь торопливо.

Игорь Шкляревский
Обрыв… Черёмуха, трава.... Тревожно, сыро, мало света. Живи ещё хоть месяц, хоть года – Все будет так. Исхода нету. Забудешь. Снова забредёшь. Как встарь рифмуешь торопливо: «Обрыв… Черёмуха, … Ах, чёрт!» – И убегаешь: «Не трава, КРАПИВА!» Впотьмах набьёшь фингал под глазом, И вдруг проймёт: в начале века Не так ли появилась фраза «Ночь, улица, фонарь, аптека»?

Заложники простаты

Ругаю лето белою зимой.

Ни потных женщин с перегретой водкой,

ни ног кривых, что в юбочке короткой,

не предпочту дублёнке озорной.

Виктор Богданов
Поэты все – заложники простаты, но это не всегда осознают, и вздохи принимая как салют, стихами балуются нежности солдаты. Весна и юность – вот коктейль желаний. От женской ножки сладко сердце тает. Любая мелочь, родинка простая – всё – повод для стихов и суеты тарзаньей. А лето жаркое – для зрелого поэта. Бикини, пляж. При виде стройных ляжек он на шезлонг задумчиво приляжет потеть над строчкой страстного сонета. Поэта Осень тешит чаем с блюдца. Окно давно не радует погодкой, но встреча с ветром юбочки короткой заставит в прошлое невольно оглянуться. Зимует лет последних пустота. Поэта не прельстят девичьи ноги. В безветренный альков морали строгой ступают хрустко с танцем живота.