Каждый выбирает по себе
вернуться

Левитанский Юрий Давыдович
Шрифт:

«Не там, где сходятся…»

Не там, где сходятся,где встречаи на ромашках ворожат,где, губ не пряча,не переча,уже собой не дорожат, –совсем не там,а много позжеесть час,незнаемый тобой,где две судьбы,еще не схожих,одной становятся судьбой.А до того,в горах плутая,на крутизну,под облакатебя ведет тропа крутая,не проторенная пока.Секут дождии почву месят,грозя обвалами камней.…Который год,который месяциду к тебе,а ты ко мне.О, как тропа моя извита,и ты на нейв иные днито вдруг теряешься из виду,а то –лишь руку протяни.И снова пропасть под ногаминепостижимой глубины,и равнодушными снегамимы, как стеной,разделены.В пути застигнуты пургою.С дороги сбились.Но веснойвсе начинается другою,неповторимой новизной.И я смеюсь над буревалом,где страх меня одолевал,где я грустил,за переваломувидев новый перевал.Ломая кромку ледяную,опять бежит моя тропатуда, где сходится вплотнуюс твоей судьбоймоя судьба.

«Моя любовь к тебе – как горная вершина…»

Моя любовь к тебе – как горная вершинаили волна солоноватая морская.Все, чем я жил и чем живу, она вершила,ни на минуту от себя не отпуская.Я видел, как она растет и как шагает,то сокрушительна, а то нетороплива.Она то стужей леденит, то обжигает,пора прилива у нее, пора отлива.Она не бросит ни за что, но и не проситбежать за ней, когда за дверью непогода.Она раскинется тайгой, где нету просек,а то прикинется рекой, где нету брода.А ты все так же дорожишь лишь небом синим.Зачем ты веришь в эту ложь, не понимаю,и так растерянно дрожишь под небом зимним,и так испуганно живешь от мая к маю.
* * *
С мокрой травы в лесу стряхиваю росу.Хочешь, стихотворенье из лесу принесу?В комнате, еще темной, чмокнешь во сне губами.Земляникою пахнет теплой? Сеном? Или грибами?Где-то кузнец стрекочет, травинка щеку щекочет –тебя разбудить от солнца стихотворенье хочет.А ты все не просыпаешься, все ты не просыпаешься,одними губами сонными медленно улыбаешься:«Что, мол, опять за шалости? Нет в тебе, видно, жалости!Где же черты солидности, признаки возмужалости?..»Все это знаю издавна – не к чему повторенье.Тихо выходим из дому – я и стихотворенье.Мутную тишь дремотную ранняя птаха будит.Нет у меня солидности, видимо – и не будет.Дачу еще не выстроил, не обзавелся чином.Толстую палку выстрогал ножиком перочинным.Иду не спеша, помалкиваю, палкой своей помахиваю,с мокрой травы в лесу стряхиваю росу.

«Лес лопочет у окна…»

Лес лопочет у окна в полудреме.Женщина живет – одна в чужом доме.Дом не брошен, не забит. Войди в сени –и почувствуешь: забыт, забыт всеми.Полумрак и тишина, ничего кроме.Женщина живет – одна в чужом доме.На диване дремлет кот ожирелый.Муж ей дарит в Новый год ожерелье.Он ей много покупал, много купит.Тянутся к ее губам его губы.Занавешено окно, постель постлана.Все вокруг занесено. Уже поздно.Лес бормочет у окна в ночной дреме.Женщина живет – одна в чужом доме.

«Как медленно тебя я забывал…»

Как медленно тебя я забывал!Не мог тебя забыть, а забывал.Твой облик от меня отодвигался,он как бы расплывался, уплывал,дробился, обволакивался тайноюи таял у неближних берегов –и это все подобно было таянью,замедленному таянью снегов.Все таяло. Я начал забыватьтвое лицо. Сперва никак не могглаза твои забыть, а вот забыл,одно лишь имя все шепчу губами.Нам в тех лугах уж больше не бывать.Наш березняк насупился и смолк,и ветер на прощанье протрубилнад нашими печальными дубами.И чем-то горьким пахнет от стогов,где звук моих шагов уже стихает.И капля по щеке моей стекает…О, медленное таянье снегов!

«К морю стремился…»

К морю стремился, морем дышал на юге.Но когда мое сердце слушать начнут врачи –они услышат отчетливо посвист вьюгии голос филина, ухающего в ночи.Бьет кабарга копытцами дробно-дробно.Бьется над логом сохатого трубный зов.Это Сибирь в груди моей дышит ровновсей протяженностью древних своих лесов.Это во мне снега по весне не таюти ноздреватый наст у краев примят.Птицы Сибири в груди у меня летают.Реки Сибири в крови у меня гремят.Это во мне медведи заводят игры,грузно кряжи качаются на волне.Ветер низовый. Кедры роняют иглы.Хвойные иглы – это во мне, во мне.Это во мне поднялся и не стихаетветер низовый, рвущийся напролом.Смолка по старой лиственнице стекает.Бьет копалуха раненая крылом.Я ухожу из вьюги, из белой вьюги.Лодка моя качается на волне.Еду куда-то. Морем дышу на юге.Белые вьюги глухо гудят во мне.

Вдовы

Как части гарнизона,погибшего за Брест, –бессменно и бессоннонесут они свой крест.Без жалобы и вздоха,грядущему на суд,тебе на суд, эпоха,свой крест они несут.Давно ушли мужчиныот этих берегов.Оставили морщины.Оставили врагов.Оставили негусто,уйдя в небытие.Нетленное искусство.Бессмертие свое…Бессмертные романы.Посмертные листы.А между тем карманы –пусты они, пусты.Но вечно ждать готовы –всё ждут, что позовут, –седеющие вдовынадеждою живут.Всё верят, что воздастсяза совесть и за честь.Что рукопись издастся,и смогут все прочесть.И что один приятель,им преданный навек,талантливый ваятель,но бедный человек,украсит ту могилу,тот холмик некрутой,надгробною фигурой,гранитною плитой…Посмертная страница.Бессмертная строка.Но все это хранитсяв безвестности пока.Но вечно ждать готовы,всё ждут, что позовут, –седеющие вдовынадеждою живут.Живут, свое отплакав.Глотают стужу ртом.Платонов и Булгаков,мы встретимся потом.Минуты этой радихранят они годате общие тетрадиих общего труда.Хранят светло и нежно,и всё у них в былом.Но вера и надеждасидят за их столом.

«Все сущее мечено временем…»

Все сущее мечено временем. А вот замечается вновь,что время рифмуется с бременем, с любовью соседствует кровь.Старинные связи не сломлены и медленно сходят на нет –так прочно они обусловлены всем опытом прожитых лет.Нам годы минувшие помнятся, не так наша память слаба.А все же смотрите, как полнятся значением новым слова.Иные уходят в предание, иные лишь стали верней.Я в будущем вижу братание не схожих по виду корней.Надежными узами связаны, сроднившись на все времена,там пальмы рифмуются с вязами, с планетою нашей – луна.И больше не кажется странностью, – то детям известно давно, –что время рифмуется с радостью, что людям созвучно добро.