— Я не брала ни копейки из тех денег, что ты давал Марку. Мне не нужны были твои подачки. А вот мой сын… ты прав. Он имел право. Так что, не переживай. Каждая копеечка на счету. Ждет его совершеннолетия.

Желваки прокатились по скулам Связерского и замерли.

— И на что же ты жила все эти годы?

— Хорошо жила. Не беспокойся, Марк ни в чем не нуждался.

— Кто тебе помогал? Мать?

В тоннеле загрохотало. Воздух как будто завибрировал. Приближался их состав.

— Мать от меня отказалась. Примерно в то же время, что и ты, — сказала Рита, когда они устроились в полупустом вагоне. Давно затянувшиеся раны заныли, распространяя по телу острую дергающую боль.

— Как это — отказалась?

Рита отвела взгляд от довольно грязного окна и покосилась на Богдана.

— Слушай, Связерский… ты, вообще, зачем приехал?

— Я же сказал! Поговорить. Я хочу знать обо всем, что тогда случилось.

— Оно тебе надо? — устало вздохнула Рита. На нее вдруг напала такая апатия, что даже на злость не осталось сил. — Столько лет прошло…

— Надо!

— Что ты хочешь узнать?

— Все. Что значит — мать отказалась?

Рита поддела ногтем отшелушившийся кусочек лака и пожала плечами:

— Да, то и означает. Она, когда узнала обо всем, конечно, настаивала на аборте. Кричала, что с твоим ребенком домой я могу не возвращаться. Ну, я и не возвращалась. У меня тогда такой жуткий токсикоз был… Всю беременность с ним мучилась. Многие не справлялись. Но я твердо решила, что выношу малышей, во что бы то ни стало. Вот и жила в отделении патологии.

— Она вообще к тебе не приходила?

Рита закусила пухлую губу и покачала головой:

— Никто не приходил. Тогда, кстати, меня твои деньги выручили. Лекарства нужно было покупать, да и вообще… Потом она одумалась, не сразу, но… пришла. Вроде бы, с покаянием.

— Ты ее простила? — прохрипел Богдан. Не глядя на него, Марго покачала головой:

— Не смогла. То есть… мы, конечно, общаемся… Иногда. Но в глубине души я ее простить не смогла.

— Я не знал… Не знал.

— А если бы знал? — вдруг вскинула взгляд она. — Это хоть что-нибудь изменило бы?

Связерский медленно сглотнул. Провел широкой ладонью по коротко стриженой голове и обжег ее лазером глаз.

— Я хотел бы верить, что да. Но я не уверен. Тогда я… я бежал от этого всего, понимаешь? Из этого города, из этого болота, бежал от ответственности. Я себе казался вырвавшейся на свободу птицей, на которую вновь объявили охоту.

— Я не охотилась на тебя, — прошептала Рита, удивленная и сокрушенная его откровенностью.

— Я знаю. И тогда знал. Просто не был готов к тому, что случилось. Все, что я могу сейчас — так это попросить у тебя прощения. Я был дерьмом. Не заслуживающей вас кучей навоза.

Рита снова закусила губу. Мимо пронесся встречный состав, в ушах загрохотало.

— Нам на следующей выходить.

Богдан кивнул, протянул ей руку. Она завороженно уставилась на его широкую ладонь с крупными пальцами, на одном из которых тусклым потемневшим серебром поблескивал ободок.

— Я не могу исправить того, что было. Не могу вернуться в то время и утереть твои слезы.

— Тогда чего же ты хочешь?

— Я не знаю… Я хочу, чтобы боль отпустила. Твоя боль и моя… Но ведь этого не случится, да?

Состав остановился. Рита вскочила. Взяла-таки протянутую Богданом руку и потащила того к выходу. Они едва успели выскочить из вагона, прежде чем он вновь набрал скорость.

— Со временем все забывается, — вернулась к прерванному разговору Рита и зашагала к выходу из тоннеля.

Долгое время они шли молча. Молча поднялись на эскалаторе, молча вышли в душный июль.

— В последнее время я не могу спать. Мне так невыносимо жаль.

— Да, мне это знакомо.

— Ты когда-нибудь сможешь меня простить?

— А зачем тебе мое прощение?

— Каждый грешник нуждается в отпущении грехов.

— Не каждый. А только раскаявшийся… Господи, если бы ты знал, сколько речей я заготовила, чтобы тебе сказать. А сейчас смотрю на тебя и ни слова не могу вспомнить.

— Наверное, мне повезло, — криво улыбнулся Богдан. — Вряд ли бы мне понравились твои домашние заготовки.

Рита тоже хмыкнула:

— Не сомневайся. Я была ужасно на тебя зла. И очень обижена…

Богдан остановился. И только остановившись вместе с ним, Рита поняла, что они так и идут по улице — как в юности, держась за руки. Кожу в местах соприкосновения обожгло. Марго резко высвободила свою ладонь и опустила взгляд к носкам туфель.

— Я бы многое сейчас отдал, чтобы все изменить…