Владимир Глухов принадлежит к поколению таких ярких деятелей таджикской культуры, как кинорежиссер Бахтиер Худойназаров (киноленты «Братан», «Кош ба ош», «Лунный папа») и нонконформист Махмуд Ганиев, своего рода таджикский Анатолий Зверев. Все они способны ощущать жизнь как хаос, соединять одновременно иронию и сарказм, смех и плач, эпатировать своими эксцентричными выходками, никогда не опускаясь до отчуждения себя от традиции. Поэтому Глухов, как и они, противостоит массовому сознанию, ориентированному на социальные штампы, культурные нарративы и её стереотипы.

Не связанные сюжетно произведения художника составляют единый образный ряд, в основу которого положена творческая раскованность и свобода воображения, стилевое многоязычие, стремление выразить нематериальные категории – эмоции, ощущения, настроение, внутреннее беспокойство. Он любит использовать плотные, насыщенные тона, открытые, интенсивные цвета, часто локальное распределение красок на холсте. В его изобразительном языке отсутствует дробность и линеарная жесткость.

По силе дарования Владимир Глухов, на наш взгляд, сопоставим с его соотечественником режиссером Бахтиером Худойназаровым, а потому вслед за ним он мог бы сказать: «Я люблю пограничье. Там интересное напряжение. Сосуществуют разные народы, культуры. Они пытаются вместе жить, что-то создавать или, наоборот, разрушать. В воздухе что-то витает. Место на краю. Как человек на краю решения, кризиса. И в этой точке интересно его изучать».

Лариса Додхудоева,

академик Академии художеств Таджикистана.

Владимир Глухов – маститый живописец, член творческих союзов России и Таджикистана, удостоенный многих премий и наград. Но главное для него самого не эти суетные регалии, но то, что он по душе – кочевник, путешественник, дервиш – взыскатель синтеза. Художник постоянно кочует, непрерывно перемещается с места на место, словно в погоне за истиной, – от сакральной Центральной Азии до снежной Гипербореи – Сибири. География его странствий – Тюмень, Москва, Владимир, Санкт-Петербург, Париж, Мадрид, Берлин – и, конечно, вчера и всегда его «место силы» – Таджикистан.

«Я родился в Таджикистане и всю жизнь схожу с ума от Азии, – говорит художник. – Детство и юность – счастливое время. А мое детство прошло в раю, хотя тогда я и не понимал этого. Понимаю лишь теперь, живя в Сибири, в Тюмени. Таджикистан – моя родина, мой рай. Там тепло. Там солнце, фрукты, ослепительные краски – алый, лазоревый, желтый… Пудра пыль – трепещет в воздухе, пронизанная золотом солнца. Она повсюду: на асфальте, земле, листьях и стволах деревьев, на стенах домов. Ее вечерами поливают водой, чтобы немного прибить, но, прогретая солнцем, она вновь взлетает, тончайшая, легчайшая. И мы мальчишками бегали по улицам и покрывались этой благословенной пылью Средней Азии, которой было укрыто все вокруг…»

Мы беседуем в элегантном офисе в центре Москвы. Хозяйка офиса – Юлия Владимировна Вербицкая – третейский судья, меценат и… коллекционер таджикской живописи. И в ее чинном кабинете, над канцелярскими столами с неизбежными компьютерами сказочной жар-птицей взмывает Красота!

Там от пола до потолка – огромные и совсем небольшие картины. На картинах этих люди, звери, цветы, заклинание бирюзой огненности пустыни, а яростное солнце прожигает огнем почву и раскаляет скалы; фиолетовая чернота винограда и изумрудная зелень оправлены в серебро фонтанов, вся природа звучит мощными цветовыми аккордами. Таков колорит работ Владимира Глухова, с их ощущением зноя, жара, огня, тающих сумерек под чистой чашей ночного неба Азии – загадочной, затаенной, в ярких и изысканных переходах цвета в свет.

«Мне доставляет удовольствие показывать таджикское искусство», – объясняет Юлия Вербицкая. В жизни Владимира Глухова и целой плеяды таджикских художников Юлия играет роль современного Лоренцо Медичи в женском обличье. Она заболела древней Бактрией буквально «по благодати». По ее словам, однажды снизошло что-то вроде наития свыше, как бы придя ниоткуда. С тех пор Юлия прикипела всем сердцем к солнечному краю с его особой красотой, обычаями, яркими базарами, горами, ущельями, водопадами.

Сегодня в частной коллекции Ю. Вербицкой более четырехсот произведений таджикской станковой живописи – от признанных мастеров, работавших в тридцатые-девяностые годы прошлого века, до «молодых»: Владимира Глухова, Акмала Миршакара, Азама Атаханова. Возможно, этот выбор подсознательно продиктован не одним лишь эстетическим предпочтением, но и тем, что по роду своей работы третейский судья – профессиональный страж справедливости. Во имя справедливости Юлия поставила перед собой цель, ставшую камертоном всей ее жизни. На протяжении многих лет она страстно пропагандирует это искусство, несправедливо отброшенное сегодня на обочину пластического мэйстрима. Во имя высокой задачи Ю. Вербицкая осуществляет показы шедевров забытых мастеров таджикского авангарда и пока еще неведомых миру современных творцов. Она охотно предоставляет произведения из своего собрания на выставки в разных городах России. Такова организованная ею экспозиция «Дороги Ходжи Насреддина», показанная недавно в столице Большого Подмосковья городе Серпухове. Ее коллекция была показана в Уфе по случаю Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Один из самых последних (по времени, а не по значимости) показов коллекции Вербицкой состоялся в апреле 2016 года в Государственном музее искусства народов Востока в Москве. Нынешняя экспозиция в том же Музее Востока, целиком посвященная Владимиру Глухову, начинается с кабинета юриста, куда в этот момент сам художник вносит на плечах здоровенное пахнущее свежей краской живописное полотно.

На фоне картин и компьютеров этот живописец смотрится особо живописно: тюбетейка, красная рубашка, восточная бородка – и чисто русский снисходительно-насмешливый прищур. Картина дописана им только что, 31 августа – в день рождения советского экспрессиониста Александра Волкова (1886–1957). «Он один из моих мэтров, учителей», – говорит художник. А.Н. Волков родился в Питере, еще до революции, а прожил почти всю свою жизнь в Туркестане – нынешнем Узбекистане. Так или иначе, будучи коренным питерцем, этот художник во многом являет собой эталон для целой плеяды среднеазиатских художников нашего времени.