– Светлячок, я не знаю, что делать, – слёзы против воли хлынули из глаз.

– О, подруга, да ты в беде. Хочешь, я приеду?

Глаза высохли моментально. Только Светки мне здесь и не хватало.

– Я справилась, но мне нужен совет, – теперь внимание подруги обеспечено. – Эдик пришёл после встречи с согильдийцами никакой…

– Дорогая, но это нормальный атрибут семейной жизни, что тебя удивляет?

– У него куртка в помаде!

– И всё? Засосы, царапины?

– Ничего такого точно нет, – я на минуту задумалась. – Но, Светлячок, это так противно!

– Понимаю, только куртку ему могли испачкать случайно, если он совсем в дрова был.

– Я только что закончила с ним возиться!

– А это ты зря, самообслуживание никто не отменял, – в голосе подруги прорезались озорные нотки. – Хочешь, мы его накажем?

– Как? Ты же меня знаешь…

– И абсолютно уверена, что у тебя имеется набор для нейл-арта.

– Я что-то не готова сейчас успокаивать нервы, рисуя картинки на ногтях.

– Даже если предположить, что у тебя закончилась смывка, и Эдику завтра придётся ходить с накрашенными ногтями? – Светка заговорщицки добавила. – До ближайшего хозяйственного ему точно придётся идти по улице. Заодно куртку в химчистку сдаст.

– Ты мой злой гений!

– А то! Давай, художник, твори и спокойно ложись спать.

Я бы ни за что на такое не решилась, но помада на куртке требовала мести. Меня что-то будто подталкивало изнутри, не позволяя оставить всё, как есть. Да и на работу завтра не надо.

Через час я натянула тёплую пижаму и, зябко ёжась, залезла под одеяло. В комнате сильно пахло перегаром и лаком для ногтей, даже открытое окно не спасало. Ничего, потерплю. Постаралась я на славу: два слоя защиты не каждая смывка возьмёт – пускай побегает по магазинам.

– Это что такое?!

Я так не выспалась, что даже на возмущённое ворчание мишки Эдди не открыла глаза.

– Не буди меня, имей совесть, – повернулась спиной к источнику шума. – Я из-за тебя чёрт знает во сколько легла.

– Нет, ты мне скажи, что это такое, Лесана!

С трудом разлепила глаза, покосилась на окно. Рань ранняя – едва-едва свет брезжит. Сочувственно посмотрела на опухшее лицо любимого, но от сарказма не удержалась.

– Правильно говорят: недолог и тревожен сон алкоголика.

– Зачем ты это сделала?!

Эдик сунул мне под нос наманикюренные пальцы. Проняло, значит! Присмотрелась. Нейл-арт мог бы быть и получше – кое-где линии кривые. Волновалась, особенно сначала.

– Обижаешь, я рисую лучше многих маникюрш, – для большей убедительности продемонстрировала собственные идеальные ноготки. – Даже Светка ко мне приезжает, когда ей особенно красивый нейл-арт нужен.

– Это, конечно, аргумент, – дыхнул перегаром Эдик. – Но не объясняет, откуда ЭТО у меня!

– Ты ещё спроси, почему у тебя голова болит.

И тут до него дошло. Взгляд заметался, и посрамлённый жених ретировался в ванную. Иди, иди. Всё равно в моём шкафчике смывки нет. Хотелось расхохотаться на всю квартиру, но я сдержалась.

Никогда не была мстительной или стервозной, считала это ниже собственного достоинства, но как же приятно оказалось полюбоваться заслуженной карой! Обескураженное лицо Эда стало достойной платой за мои ночные мучения.

– Лесечка, в где у тебя смывка для лака стоит? – и бровки домиком.

– Давно пора новую купить, – изобразила честный взгляд. – Надо менять рисунок, а всё никак руки не доходят.

– Не понял.

– И не удивительно, голова-то небось болит, – снова не удержалась от ехидства. – Чтобы убрать нейл-арт, нужна специальная смывка, ведь его покрывают защитой – так красота дольше сохраняется.

Лекция о дизайне ногтей окончательно добила бедолагу. Мне его даже жалко стало, но я удавила в зародыше это недостойное чувство. Ночная беготня с тазиком оставила яркий след в памяти, и надо сделать так, чтобы больше никогда не пришлось этим заниматься. Одевалась в приподнятом настроении, и даже подумывала угостить Светку кофе с пирожными – заслужила.

Эдика обнаружила на кухне, милостиво помогла найти шипучий «Аспирин». От еды любимый отказался, вздыхал и всем своим видом взывал к состраданию, но я держалась. Рядом со стаканом водрузила на стол испачканную куртку.

– Пойдёшь за смывкой, сдай это в химчистку, такую вещь нельзя стирать.

На лице, заросшем золотистой щетинкой, отразился ужас. След от помады ярко выделялся на светлой ткани. Я вполне успешно изображала немой укор совести, только карающего меча правосудия и весов в руках не хватало. Их заменили нож и чугунная сковорода. Ишь, как его пробрало: аж затрясло от мыслей, беснующихся внутри распухшей черепной коробки.