Шрифт:
Быть может, самое худшее ничто даст ощутимые результаты.
Гарри Диксон и Том Уиллс шли, сгибаясь под порывами леденящего октябрьского ветра.
Доктор Друм исчез, но в Университете не беспокоились: к его капризным и внезапным исчезновениям привыкли. Он давно снискал славу оригинального и малообщительного ученого. Однажды он отправился в Индию, забросив лекции и студентов, и добился восстановления в профессорском корпусе благодаря вмешательству самых высоких покровителей. Доктор Друм был национальной славой. Этого забывать не следовало. Даже Гарри Диксон рисковал потерять симпатии поклонников, если бы кто-либо догадался о его проектах.
Оба сыщика кружили по лабиринту грязных портовых улочек в поисках подходящего места для наблюдений.
Сыщики уже четвертый вечер кружили здесь, но видели лишь тьму, прорезаемую косыми дождевыми потоками.
— Ну, вот. Попали в кино, по крайней мере, на три часа, — угрюмо проворчал Том Уиллс, занимая место на табуретке перед окном. Гарри Диксон промолчал, направив бинокль на группу домов, где должны были зажечься таинственные окна.
Вдруг его рука непроизвольно сжала бинокль — на мгновение появилась тут же исчезнувшая яркая вспышка.
Том тоже заметил ее и промычал от радости:
— Я же говорил… там снова что-то есть!
Но непроницаемая тьма вернулась. Однако долгое и терпеливое ожидание принесло свои плоды.
Некоторое оцепенение уже начало овладевать сыщиками, ибо было уже далеко за полночь, когда они разом схватили бинокли.
Окно вдруг осветилось.
Белая лампа ярко вспыхнула, осветив скупую и жалкую обстановку комнаты.
Стол стоял на месте и был завален бумагами; на черной доске белели написанные мелом строчки. Но в этом странном интерьере не было ни единой живой души.
— Надо же, — пробормотал Том Уиллс, — похоже, доска исписана намного больше, чем только что. А никого нет.
Гарри Диксон хотел ответить и вдруг застыл, буквально пораженный тем, что происходило на доске.
Никто к ней не прикасался, а она сама собой покрывалась алгебраическими уравнениями и наспех сделанными мелком эпюрами; они таинственным образом множились, исчезали, словно стертые невидимой тряпкой, появлялись вновь, и их становилось все больше.
Странная сложная формула, где значок бесконечности, лежащая на боку восьмерка под корнями разных степеней, царила в центре доски, оставаясь нетронутой, а остальные таяли и появлялись снова.
— Уравнение 40-й степени, — пробормотал Гарри Диксон, — «математическое безумие», как ее называл Майкрофт Керабл.
В комнате возникло затишье — на доске не появлялось ничего нового.
И вдруг доску заслонило чье-то присутствие.
Чье? Сказать было невозможно. Это было что-то вроде тени, расплывчатое, плавающее в воздухе комнаты.
Она скользнула взад и вперед, потом побледнела и сжалась. В этот же момент в стене нарисовалась дверь, и в нее медленно вошел человек, словно согнутый неимоверной тяжестью.
— Доктор Друм?
Это действительно был ученый в древнем синем рединготе и с густой, свисающей нитями шевелюрой. Он мрачно уставился на черную доску и в отчаянии вскинул руки.
В то же мгновение лампа поблекла: тень заслонила ее от окна.
Доктор Друм, похоже, ничего не замечал, поскольку продолжал в упор разглядывать уравнения и эпюры на доске.
Когда он обернулся, то увидел тень и в ужасе отшатнулся.
Это уже была не тень, а аморфная масса, неопределенная, словно медуза меняющая форму и очертания.
Из стены высунулось нечто вроде неловкой руки. Гарри Диксон и Том Уиллс видели, что профессор с невероятными усилиями пытается увернуться от нее.
— Бумаги горят! — воскликнул Том.
Невозможное существо коснулось бумаг на столе, и они тут же вспыхнули, как от прикосновения огня или раскаленного утюга.
— Что это может быть? — спросил дрожащий Том. — Смотрите, это существо само горит! Оно словно сам огонь, который пожирает все, чего коснется…
Он еще не договорил, как окно вспыхнуло невероятным блеском.
Гарри Диксон и Том видели, как доктор Друм бьется в центре жаркого пламени. И вдруг наступила полная тьма.
— Бежим туда! — умоляюще выкрикнул молодой человек. — Я не обрету спокойствия, пока не узнаю больше.
Учитель удержал его.
— Мы найдем пустую и пыльную комнату, Том, — убежденно сказал он. — Все, что мы видели, происходило в другой плоскости жизни. По мнению гипергеометров, это может быть мир четвертого измерения.
— Так это правда… Этот ужас существует? — Том был растерян.