Шрифт:
Энн Трой медленно убрала черные волосы со лба. — Это все запутано. Он - кто-то в этой комнате... Она начала вставать.
— Сядь, дорогая, — мягко сказал Трой. — Если я вытащу красный шар, то я могу и игнорировать это. Он скользнул мимо нее в проход, шагнул к приставному столу и засунул руку в ящик, стоящий там.
Каждый глаз внимательно следил за ним.
Его рука столкнулась с невидимым аквариумом, наполненным дюжиной пластиковых шаров. Внутри чаши он наугад прикасался к маленьким шарам, изучая людей в комнате. Все старые друзья, кроме... Пула. Это дразнящее лицо. Пул теперь смотрел так же, как и остальные, только на его лбу выступили капли пота.
Трой закрутил шары в чаше; приглушенный стук был слышен по всей комнате. Он почувствовал, как пальцы сомкнулись на одном из них. Его руки покрылись потом. С усилием он заставил себя бросить шар. Он выбрал другой и посмотрел на Пула, который нахмурился. Трой не мог вытащить руку из чаши. Его правая рука казалась частично парализованной. Он уронил шар и снова закрутил массу шаров. Теперь Пул улыбался. Трой на мгновение поколебался, затем взял шар из центра чаши. Он был слегка влажным. Он вытащил его, мрачно посмотрел на него и поднял на всеобщее обозрение.
* * *
— Просто отслеживайте мысли! — почтительно прошептал тюремный надзиратель ночному смотрителю.
— Вы же знаете, что я не телепат, — сердито сказал последний. — О чем они говорят?
— Ни слова за всю ночь. Кажется, они проводят симпозиум лучших фортепианных концертов, начиная, может быть, с двадцатого века. Шопен был двадцатым или двадцать первым? Во всяком случае, теперь они добрались до двадцать третьего, с Дарновалем. Трой воспроизводит оркестр, а его жена играет на пианино. Можно подумать, что ей осталось жить пятьдесят лет, а не пять минут.
— Оба кажутся хорошими людьми, — задумчиво произнес смотритель. — Если бы они не убили Провинарха, может быть, они бы стали знаменитыми экстрасенсорными музыкантами. У нее был паршивый адвокат. Она могла бы отделаться десятилетним сном, если бы он попытался. Он подтолкнул через стол какие-то бумаги. — Я уже проверил камеру. Хотите взглянуть на записи?
Надзиратель быстро осмотрел их. — Разность потенциалов - восемь миллионов; скорость слива - девяносто жизненно важных единиц/минуту; расчетный период сознания - тридцать секунд. Так, расчетное лишение свободы до точки невозвращения - четыре минуты. Расчетное время до юридической смерти - пять минут. Он подписал первый лист. — Все в порядке. Когда я был моложе, ее называли «сливной камерой жизненной силы». Скорость слива составляла всего две жизненных единицы в минуту. Требовался час, чтобы вывести их в бессознательное состояние. Довольно жестко с осужденными. Ладно, я лучше пойду, займусь своими обязанностями.
Когда Джон и Энн Трой закончили концерт Дарноваля, они несколько мгновений молчали, обмениваясь лишь потоком бессловесных, непостижимых ощущений между умственными клетками. Трой был не в состоянии скрыть уныние. — Нам придется согласиться с планом Пула, — сообщил он мысленно, — хотя, признаюсь, я не знаю, что он задумал. Прими свою капсулу сейчас же.
Его мозг регистрировал двигательные импульсы ее мозга, когда она достала таблетку из-под мышки и проглотила ее. Затем Трой почувствовала, что дверь ее камеры открывается, а вокруг нее находятся суровые мужчины и женщины. Движение по коридорам. Потом комната. Лязг дверей. Титаническое усилие удержать их угасающий контакт. Последнее отчаянное общение, любящее, нежное.
Затем ничто.
Он все еще сидел, закрыв лицо руками, когда утром пришли охранники, чтобы забрать его на суд.
* * *
— Это убийство, — заявил обвинитель двенадцати экспертам. — Это преступление - лишить жизни нашего любимого Провинарха Блогшака, это отвратительный поступок... это самое ужасное, что произошло в Ниорке в моей жизни. Существо, обвиняемое в этом преступлении, — он указал обвиняющим пальцем на бокс заключенного, — Джон Трой психически возбужден и на предварительном слушании был признан личностью, обладающей сильным эйдетическим воображением. Даже его адвокат, — он иронически поклонился маленькому человечку с глазами-бусинками, сидевшему за столом адвоката, — отказался от права защиты не обладающего таким воображением.
Пул продолжал оценивать обвинителя с горькой усталостью, как, будто он проходил через это тысячу раз и знал каждое слово, которое каждый из них собирался сказать. Обвиняемый, казалось, не обращал внимания на адвоката, двенадцать экспертов, судью и переполненный зал суда. Разум Троя был пуст. Около дюжины тренированных телепатов, находящихся в комнате, могли уловить только глубокую печаль.
— Я докажу, — продолжал неумолимый обвинитель, — что это чудовище втянуло нашего покойного Провинарха в разговор в баре в центре города, тайком подмешав смертельную дозу скона в стакан Провинарха, и что Трой и его жена, которая, между прочим, сама уже подверглась страшному наказанию ранним…
— Протестую! — воскликнул Пул, вскакивая на ноги. — Сейчас на судебном заседании находится обвиняемый, а не его жена.
— Поддерживаю, — объявил судья. — Обвинитель не может намекать экспертам на то, что возможная вина нынешнего подсудимого каким-либо образом определяется доказанной виной любого предыдущего подсудимого. Эксперты должны игнорировать этот вывод. Продолжайте, обвинитель.
— Спасибо, Ваша Честь. Он снова повернулся к экспертам и критически посмотрел на них. — Я докажу, что подсудимый и покойная госпожа Трой, отравив Провинарха Блогшака, перенесли его труп в свой седан, а затем проследовали в пустынный район на окраине города. Их преследовали четверо телохранителей мэра, которых, увы, заманила в бар миссис Трой. Психометрическим измерением, выполненным полицейской лабораторией, будет предложено доказать, что заключенный намеревался расчленить труп и сжечь его, чтобы помешать работе полиции по выявлению преступления. Он успел только отрубить голову, когда корабль охраны подлетел и завис над его головой. Он попытался бежать к своему кораблю, где его ждала жена, но охранники накрыли участок низковольтным электрошоком.