Шрифт:
Чекмареву предложили остаться в Уфе.
Но не затем приехал он на Урал.
Он выехал в новый далекий животноводческий совхоз.
Так спешил молодой заместитель директора, что приехал на место, когда совхоза там еще и не было.
Животноводство находилось в плачевном состоянии: падеж скота, низкая зоотехническая культура, воровство…
Надо было драться за победу нового. «Захлебываюсь в работе», — писал Чекмарев домой, в Москву. Он действительно захлебывался, потому что ему, комсомольцу, до всего было дело. Он занимался не только своим делом, но активно участвовал и в общественной жизни совхоза: выпускал стенгазету, выступал с докладами, критиковал лодырей и обманщиков…
Людям полюбился сероглазый веселый парень. Он никогда не хныкал, любил шутку, умел подбодрить товарищей.
О жизнерадостной натуре молодого зоотехника говорят его письма: они брызжут остроумием, метким словом, энергией.
«В общем, я живу пока хорошо, не скучаю. План по мясу на первый квартал выполнили уже на 290 процентов (ешьте на здоровье!), телята пока все живы и здоровы, чего и вам желают».
«Что сказать тебе сегодня о моей житухе в этой стране — стране, где лучший друг человека — баран, а злейший враг — буран?»
Он сам придумал для себя поговорку: «Лучше трудно, чем нудно» — и сделал ее девизом жизни.
Когда мне довелось побывать в Зауралье, то там уже мало осталось людей, которые работали вместе с Чекмаревым. Как-никак с той поры прошло три десятка лет.
Из рассказов тех, кто его знавал, кто встречался с ним, передо мной вырос удивительно обаятельный, излучающий свет и радость человек.
«Я его, как сейчас, вижу: весь какой-то светлый, — рассказывала Пелагея Ивановна Балашова, работавшая при Чекмареве дояркой Таналыкского совхоза. — Все чему-то улыбался, даже если не разговаривал ни с кем. А в нашей глуши доброе слово да улыбка — что золото. Скотину он знал хорошо — нам даже дивно было: ведь городской же. А вот ездить верхом не умел. Как лошадь споткнется — уж он на земле.
Такой хороший человек был! Везде на помощь первым приходил. Однажды загорелся наш домик. А стоял он далеко, за несколько километров от жилья. Вот я и сомлела в дыму-то. Еле меня вытащили. Открываю глаза, Сергей Иванович тут… Самым первым прискакал… Вот ведь: ездил верхом неважно, а всех обогнал… Что и говорить, такой хороший был человек!»
Я спросил Пелагею Ивановну: не читал ли Чекмарев ей или ее товарищам стихи?
«А разве он и стихи сочинял?»
Мало кто знал тогда, что студент, а потом зоотехник Сергей Чекмарев был прекрасным поэтом. При жизни он не напечатал ни одной строки. А стихи у него такие, что живут и по сей день.
Он был не только борцом за пятилетку, но и певцом ее.
Сергей Чекмарев сумел передать думы и настроения своего современника — молодого человека, закладывавшего фундамент социализма:
Я знаю: я нужен степи до зарезу, Здесь идут пятилетки года. И если в поезд сейчас я залезу, Что же со степью будет тогда? Но нет, пожалуй, это неверно, Я, пожалуй, немного лгу. Она без меня проживет наверно, — Это я без нее не могу.Да. Он не мог жить без степи, где начал свой трудовой путь.
Очень горько, что путь этот длился всего лишь год. Однажды он поехал по делам в отделение совхоза. И не вернулся.
Тело его нашли в речке Иняк…
Много было у отважного и веселого комсомольца друзей, но были и враги. Он, не боясь, говорил им правду в глаза. Кто-то из них, боясь разоблачения, видать, и подкараулил его.
За год до гибели, словно предчувствуя неладное, поэт писал:
Ты думаешь: «Вести В воде утонули, А наше суровое Время не терпит. Его погубили Кулацкие пули, Его засосали Уральские степи. И снова молчанье Под белою крышей, Лишь кони проносятся Ночью безвестной. И что закричал он — Никто не услышал, И где похоронен он — Неизвестно».В башкирской земле покоится его тело.
На этой земле ему воздвигнут памятник.
А стихи его читает вся страна. По ним она узнает, какие люди жили в годы пятилеток и как они строили фундамент социализма.
С его стихами легче жить и нам, сегодняшним людям.
Как было начато Второе Баку
В мае 1932 года в Башкирии ударил первый фонтан нефти.
Совсем недавно башкиры и знать не знали, что такое нефть.
Башкирский край испокон веков считался краем меда и мочалы.
Когда в начале нашего столетия говорили «башкирское золото», то подразумевалось отнюдь не драгоценное горючее, а… лыко.
Самое удивительное вот что: еще в XVIII веке догадывались, что в Башкирии скрываются кладовые самого ценного богатства земли — нефти.
В 1754 году в Петербурге удовлетворили просьбу старшины Надыровской волости Казанской дороги Надыра Уразметова о строительстве нефтяного завода. Но сам Уразметов вскоре умер, а царские чиновники решили, что нефти между Волгой и Уралом нет и что не стоит обращать внимания на соображения какого-то дикого башкирца.