На любимой скамье маркизы возле паркового пруда чувствовалась приятная прохлада от воды, местами уже подёрнутой туманом. Блестели на чёрной глянцевой поверхности блики луны, разбиваясь рябью; неподвижно белели бутоны лилий, закрывшихся на ночь. Щёлкали в кустах пичуги… Почти не нарушая тишину, рядом с женщиной зашуршало, зашелестело чьё-то одеяние. Шагов при приближении не было слышно, а вот то, как человек опустился рядом – она почувствовала. Но даже не вздрогнула. Кто мог ей навредить в самом сердце Гайярда?

– Доброй ночи, прелес-с-стнейшая, – белозубо улыбнулся Старый Герцог.

Хоть и встречались они с ним нечасто, но Анри все уши прожужжал матери по деда своих новых друзей, драконида, катавшего ребятишек на хвосте, непревзойдённого рассказчика, а главное – заступника перед их суровым отцом и добрейшей, но от этого не менее строгой матушкой. Аннет ни разу не видела его в драконьем обличье, но не жалела: хватило с неё змеелюдов и нежити в Некрополисе… Моложавый мужчина, которому даже седина придавала необычайный шарм, настоящий вельможа, но как бы скромно приглушающий налёт царственности, обаятельный, тактичный – таким она его знала, таким он ей и нравился, чем-то безотчётно напоминая незабвенного покойного мужа. Возможно, в этой чуть напускной величавости проскальзывала готовность в любой момент изобразить нечто оригинальное, никак не сочетаемое с понятиями благородного воспитания и этикета. А может, она просто чувствовала, что под вальяжным обликом таится искра авантюризма, не дававшая когда-то покоя и ей?

Она слабо улыбнулась.

– Ах, хоть вы-то оставьте эти комплименты, господин Арман! Похоже, мужчины ни минуты не могут прожить без того, чтобы не польстить даме.

– С-с-смотря какой даме, с-с-сударыня. – Отец правящего герцога негромко рассмеялся. – Как говорит один наш общий зс-с-снакомый, ес-с-сли я вижу, что женщина прелес-с-стна, я так и говорю… Не с-с-спится? А не желаете пройтись, в таком с-с-случае? Тишина, покой, приятная прогулка – не более. Мне, с-с-старику, иногда бывает не с кем помолчать, вот я и приглашаю, пос-с-скольку, как вижу, бес-с-седовать вы тоже не расположш-ш-шены. Помолчим вмес-с-сте, сударыня.

Поднимаясь, он предложил руку – и Аннет с благодарностью оперлась о его локоть. Пожалуй, именно это и нужно ей сейчас: опора, хоть и символическая, мерное расхаживание, помогающее привести мысли в порядок, тишина, и… присутствие рядом того, кто понимает – и молчит.

Где-то вдалеке, у бокового выхода из гостевого крыла, послышались голоса. Слов на таком расстоянии не разобрать, но можно было опознать Жильберта д’Эстре, его супругу и «господина Анри». Король прощался с герцогской четой. Что-то он нынче поздно отбывает. Не торопится к своей Бесс…

Не думать, Энни, не думать.

Луна светила ярко, подсвечивая песчаные дорожки. Старый Герцог шёл не спеша, размеренно, подлаживаясь под мелкий шаг женщины и словно к чему-то прислушиваясь. Молчание нисколько не тяготило их. Аннет невольно припомнилось, что и с Антуаном де Клематисом ей, порой, доводилось проводить долгие зимние вечера вот так, практически не обмолвившись ни словом. Но тишина, как и сейчас, отнюдь не давила и не угнетала. Они сидели в его кабинете: жена за счетами и бумагами, муж тут же, в кресле неподалёку, перечитывал «Воспоминания Цезаря», или «Государя» Макиавелли, делая пометки на полях и иногда одобрительно хмыкая…

Невольно на месте старого маркиза она представила Генриха.

Если бы только это было возможно!

Но… нет. Никогда. И незачем травить себе душу.

Задумавшись, она не заметила, как они со спутником углубились в живой лабиринт, и спохватилась, обнаружив себя окружённой со всех сторон тёмными зелёными стенами лишь, когда Старый Герцог вдруг остановился. Прошептал еле слышно: «Тс-с-с!» И увлёк её в небольшой тупичок-ответвление, уводя с основной аллеи. Не понимая, в чём дело, она завертела головой, но герцог приложил палец к губам и выразительно покосился куда-то влево. Значит, повода для беспокойства не было, всего лишь кто-то появился неподалёку. Естественно, попадаться кому-то на глаза в такой… как бы сказать… почти интимной обстановке Арман д’Эстре не захотел, дорожа репутацией женщины.

Она невольно прислушалась.

Сердце трепыхнулось.

Генрих.

– Дальше не пойдём, иначе заплутаемся в темноте… Итак, Филипп, я тебя слушаю. Что за разговор в такое неурочное время, да ещё секретный? Ты перехватил меня почти у ворот; стоило оно того?

– Государь…

Граф де Камилле помолчал, словно собираясь с силами.

– Простите, сир, теперь я понимаю, что, возможно, с моей стороны это был слишком самонадеянный и дерзкий поступок. Но я с трудом решился на него, а потому не мог откладывать, поскольку в ближайшее время вы будете на переговорах, а значит – отмените все аудиенции. Вы же просили докладывать о возможных изменениях по интересующему вас делу незамедлительно…

– Вот дипломат чёртов, привык изъясняться цветасто… Филипп, давай проще: у меня к концу дня голова, как чугунное ядро, не соображает. Я уже понял, что дело кажется тебе важным, а хоть бы и не так, но ты уже здесь. Валяй. Что там у тебя?

Граф де Камилле вздохнул.

– Сир! Должен предупредить, что могу и не выполнить ваше поручение.

– Хм. Ты о… Ах, о нашей фее? Опять? Что за очередная блажь пришла тебе в голову?

– Это не блажь, государь.

Аннет так и навострила ушки. Они говорят об Ирис? А при чём здесь граф де Камилле? И что это за дурацкое поручение?