Какой брат Петр? Какие бочки?

Мысль промелькнула – и растаяла. Всё шло должным образом, по задуманному плану…

Какому плану?

Впрочем, и это недоумение как-то быстро растворилось, словно утянутое остающейся за спиной тьмой.

Возможно, одному в этом месте пришлось бы страшно. Однако рядом, плечом к плечу, уверенно шагал побратим, и нёс бурдюк с маслом – заправлять лампу, и запасные фитили, и сухари с водой. А ещё – прихваченный из кладовки тяжёлый тесак. Уж с ним-то, не то, что с благородным кинжалом, Пьер привык иметь дело, даром, что с виду хлипкий: приходилось разрубать свиные да бараньи туши на хозяйской кухне. Лакей на побегушках – он у всего дома на подхвате…

И ещё, скосив глаза вниз, Назар увидал крутящегося возле ног пса. Явно из господского дома – высокого, статного, как конь, с длинной вьющейся шестью. Псу было не по себе. Назар чувствовал его страх и неуверенность – но в то же время и готовность вести их за собой, защищать… Этот-то как сюда попал, под землю? Зачем увязался?

Откуда-то явственно потянуло сквозняком. Лохматый мячик прыгнул вбок – прямо в раззявленную пасть новый прохода, побратимы дружно шагнули за ним… и упёрлись в решётку, закрывающую вход. Чугунные прутья с палец толщиной казались непреодолимы, но Пьер пробормотал:

– Где-то оно здесь, я по сну помню…

Пошарил на стене, нажал на какой-то выступ – и литая решётка легко, без скрежета и шороха скользнула вверх. Похоже, за подъёмным механизмом тщательно следили. Но кто? Однако сейчас Назара куда больше озаботили острые, и, кажется, даже заточенные, так характерно они поблёскивали – нижние концы прутьев, мелькнувшие при подъёме перед глазами. Вот обрушится вся эта махина вниз – и пришпилит к полу, аж косточки захрустят…

Пёс шагнул было вперёд – но заворчал, отпрянув, с поднятой лапой, как бы отстраняясь.

– Идите, пока держу, – пропыхтел Пьер. Судя по всему, приходилось прилагать усилия, чтобы придерживать нужный камень утопленным в стене. – Как выйдешь, брат – сделай один шаг вперёд, один влево, и наступи на булыжник на полу, он чуть выше других. Тогда я тоже пройду.

– Ты откуда знаешь? – растерянно отозвался Назар.

– Оттуда, – буркнул товарищ.

И почему-то Назар всё понял. Из того же сна он помнит. Того самого, что сейчас видит.

Мысль мелькнула и канула. Он шагнул вперёд, затем влево, как и велено, наступил на нужный камень. Пришлось навалиться как следует, тот не сразу поддался. Над головой что-то щёлкнуло.

– Теперь не сорвётся. – Пьер бесстрашно шагнул в проход, и даже, дурачина, задрал голову, высматривая скрывшуюся в обширной щели над головой хищные острия. – И кто это всё придумал?

Пёс настойчиво подтолкнул его под колени.

– Иди уж, – буркнул Назар, озвучив то же самое по-человечески. – Смотрелец нашёлся.

Здесь оказалось суше, просторнее, светлее – белели стены без следов плесени и наростов мха и из-за этого просматривались дальше, чем в предыдущем тоннеле. А главное – где-то там, впереди, ход расширялся, переходя в пещеру.

Откуда сейчас явственно донёсся стон…

Голосок был тоненький, девичий.

Лохматый мячик устремился прямёхонько туда. Собака – вслед, не раздумывая.

Шагнули вперёд и побратимы. Но тут над входом в пещеру мелькнули жутким зелёным светом глазницы вмурованного в каменный козырёк черепа, нехорошо так засветились, словно угрожая… Отчего-то Назар знал, что тот опасен; и, вместе с тем, помнил, что делать: сунул руку в карман, выкрикнул какое-то слово – и мяч, скакнув на этот раз особенно сильно, залепил одну из глазниц. Во вторую парень запустил надкушенным яблоком, оказавшимся в кармане. И попал. Как-то обиженно треснув, череп поехал трещинами и рассыпался прахом.

А у Назара вдруг знакомо закружилась голова. Мир подёрнулся дымкой, поплыл…

… И воссиял солнцем, льющимся в оконце кельи.

Святые небеса! Будто и впрямь из подземелья только что выполз, до того глаза ломит!

Проморгавшись, они с Пьером очумело уставились друг на друга.

Судя по солнцу, день был в разгаре. А они, два оболтуса, до сих пор валялись на полу без чувств, сомлев после ритуала братания, словно какие-то неженки.

Да нет, не валялись. Вернее, не на полу…

Чтобы посмотреть на него, друг свесил голову со своего топчана. А он, Назар, лежал на заботливо подстеленном кем-то тюфячке.

И совсем не истекший кровью. Присев и поднеся ладонь к глазам, Назар убедился, что она целёхонька. О братании напоминал лишь едва заметный шрам.

– Я же говорил, – начал он. Хотел сказать, что всё зажило, как на собаке, и осёкся, торопливо оглядываясь. Где кинжал-то?

Драгоценный клинок феи лежал неподалёку, на столике, поверх аккуратно свёрнутого куска синего бархата. Неподалёку исходили ароматом желтобокие яблоки в плетёной корзине, и манил запотевший кувшин. Назар сглотнул. Во рту – будто пустыня Иерихонская, как говаривал наставник, жалуясь иногда на жажду.