Я вопросительно вскинула бровь, сама не замечая, что провоцирую отца на открытый конфликт. А вот он заметил и усилием воли подавил вспышку внезапной ярости. Недовольно заметив:

— Я тебя совсем не так воспитывал, Наташ.

— В том-то и дело, — я снова криво усмехнулась, едва заметно пожимая плечами. За вспышкой боли и обиды пришло почти привычное равнодушие. — Ты меня не воспитывал. Ты оставил мне четырёх младших братьев, предпочитая свободную жизнь не менее свободного дальнобойщика. Без обид, но сводя наши отношения к переводу денег на карту и редким звонкам, с целью убедиться, что мы ещё живы и никуда не вляпались, ты действительно думал, что нас… Воспитываешь? Серьёзно?

Отец предсказуемо промолчал, не считая нужным отвечать на мои обвинения. Повисшее в коридоре молчание нещадно давило на уши, а от моего хорошего настроения и романтического настроя не осталось даже воспоминания. Я так и стояла, глядя на своего родителя, и не понимала, чего больше хочу: ударить его, выставить за порог или притворится, что его не существует?

Или всё это вместе?

Тихо вздохнув, я едва заметно качнула головой. Наши отношения сложно назвать нормальными. Или вообще существующими. Так же, как сложно (почти физически, без шуток) назвать родителем этого человека, принявшего когда-то решение самоустраниться от воспитания собственных детей. Так же, как трудно было мириться с его бабами, регулярно проверяющими на прочность мою нервную систему.

Они, то звонили нам с угрозами, то расписывали, как же хорошо мы будем жить одной дружной, большой семьёй, как только наш папочка женится на очередной пассии. А то и вовсе набирались наглости, чтобы явиться во всей красе на порог нашей квартиры, с вещами и радостным возгласом «Я ваша новая мамочка, спешите любить и жаловать!».

Хмыкнула, оглядев с ног до головы изрядно постаревшего, но не утратившего тяжёлой, мужской красоты родителя. Высокий, крепкий, сильный. Широкие плечи и мягкие, плавные движения, не лишённые своей особой грации. Не смазливая, приятная такая… Сурово-нордическая внешность. Сделавшая нас ещё более непохожими друг на друга.

Мы с братьями были поголовно черноволосыми, переняв от отца лишь отдельные черты. И то, исключительно характера. В остальном мы все пошли в мать, вот такая вот шутка генетического уровня.

Потёрла шею, уже почти привычно отодвигая все эмоции и чувства на задний план, хотя заглушить острую детскую обиду так толком никогда и не удавалось. Особенно ярко она вспыхивала на явление очередной любовницы. С ними лично я никогда не спорила и не боролась. Просто вызывала наряд полиции и дамы отправлялись восвояси, засунув свои великие планы куда подальше. Иногда они уходили тихо, иногда с боем и с самой натуральной дракой, устраивая целое представление для соседей. И только потом, в своей комнате, я позволяла той самой обиде взять верх и ревела в подушку от души.

В который уже раз понимая, что с отцом у нас нет ничего, кроме чисто номинальных отношений. Больше похожих на обычную такую сделку, чем на настоящие семейные узы. Что, в общем-то, не мешало нам быть достаточно вежливыми в обычное время, пока родитель не начинал пытаться меня воспитывать и читать мораль.

— Надолго? — наконец выдала я, нарушив затянувшееся молчание. Стянула рюкзак со спины и бросила его на пуфик у стены.

— Не знаю, — чуть помедлив, откликнулся родитель. Вот уж в чём в чём, а в честности он всегда был лучшим. Не врал, не юлил и всегда чётко расставлял приоритеты.

Хоть что-то хорошее, не так ли?

— Один? — я кивнула головой на вторую пару обуви. Совершенно неуместную, учитывая, что это были милые такие лодочки, которые я не одену даже под страхом смерти. А других женщин в нашей квартире давно уже не бывало.

Отец промолчал, не ответив, а в груди шевельнулось очень нехорошее предчувствие, от которого в горле пересохло и сердце пропустило удар. Потому как взгляд у него был лишь слегка виноватый и слишком решительный. Адская смесь, на самом-то деле. Особенно в узких рамках одной конкретной семьи.

Вот только прежде, чем я успела рот открыть, со стороны кухни раздалось ласковое, звонкое и от этого особо противное щебетание: (200cf)

— Дорогой, кто там пришёл?

А следом за голосом в коридоре нарисовалась и его обладательница. Я только и смогла, что беззвучно выдохнуть «Твою ж мать…», глядя на эту даму. Ей было чуть-чуть за сорок и она была, в общем-то, довольно приятна внешне. Если бы не смотрела на меня с такой искусственной, хорошо поставленной улыбкой. Больше похожей на оскал самой настоящей акулы. Не суливший нам, в ближайшем будущем, ничего хорошего. Ну вот совершенно ничего хорошего…

Интересно, вопрос, где ж я так согрешила, можно уже считать риторическим?

Если бы Лерку спросили, в чём её супер способность…

Она бы непременно встала в пафосную позу, забравшись на ближайший стул. И приложив руку к трепещущей груди, закатив глаза, поведала бы миру, что её супер-сила заключается в супер-чутье. Чутье на грядущие неприятности и нагрянувший в гости писец.

Да-да, именно что через буковку «и» и именно, что тот самый, что губит любые инициативы на корню и рушит великие планы по захвату мира. И если на мир, Лерке, было начхать, то в остальном было как-то обидно. Особенно, когда в ответ на очередное предложение встретиться, братья Снегирёвы отреагировали завуалированным посылом на хутор бабочек ловить. Милым таким, нежным, но всё равно обидным. Хотя любопытство всё же было сильнее. Потому что…