Однако, зря он подумал, что приключение будет лёгким. Девушка по соседству оказалась весьма странной в том смысле, что она никак не реагировала на военных, попросту не замечала их. И это в то время как в селе и за его пределами (на несколько десятков километров) только и разговоров, что о военных, их количестве, возрастном составе, семейном положении! В то время как все женское население, не исключая и несчастную бабу Фаину (не повезло бедняжке – уже за девяносто) тратило последние сбережения на новую одежду и косметику (Клавдия Адонина решилась-таки вставить передние зубы, да не простые, а золотые, да не два, а все четыре – пусть будет светло от ее улыбки). В то время как мужчины, еще вчера считавшие себя привилегированным населением села (не так уж и много их осталось), начинавшие день, как правило, с выпивки, предоставляя возможность женщинам в полной мере почувствовать себя равноправными членами общества (вся работа – для них!) вдруг в одночасье, словно по команде, протрезвели. В то время как все мальчишки, забыв про мобильники и компьютеры, которых на селе и было-то по пальцам пересчитать, а именно три, страстно воспылали к занятиям спортом (не имея подготовки, трудно убежать от караульных, охраняющих склады с боеприпасами). Одним словом, в то время как жизнь в округе встала на дыбы, какая-то противная, не иначе, как совсем глупая, девчонка, обычная школьница, никак, абсолютно никак не хотела замечать происходящего, впрочем, как и ее родственники (одна баба Таня с ее вечным ворчанием о бесстыдниках и жеребцах чего стоила).

За несколько прошедших недель Юли видел её несколько раз, да и то мельком. Он рассчитывал, что заинтересует собой девушку, а вышло наоборот. Даша иногда приходила к бабе Вере, помогала по дому, но всегда уходила до появления командующего.

Тот приезжал вечером, ужинал и сидел допоздна. Хозяйка старалась не беспокоить постояльца. Вязала потихоньку носочки, как она говорила, для унучков (они жили далеко, в Калининграде), ждала весточки от единственной своей кровинушки – доченьки (сын погиб в Афганистане), а теперь у неё появилась ещё одна забота: угодить постояльцу.

Как-то утром в дверь ее дома постучал глава местной администрации Пал Палыч и без обиняков объявил, что у неё будет квартировать командующий армии. Баба Вера забеспокоилась, мол, и условий-то никаких, и стара она за порядком смотреть, и шума-то не любит. Но Пал Палыч оказался настойчивым на этот раз. К тому же, сманил-таки бабку деньгами и пайком, которые будут получать хозяева, в чьих домах расположатся военные. А вечером появился и постоялец. Честно говоря, он сразу приглянулся старушке. Может, из-за тоски по сыну, который в неполные девятнадцать ушёл на войну и не вернулся.

Юлиус был высоким, статным мужчиной. Лицо слишком красиво, хотя в мужественности ему не откажешь. Жгучие карие глаза смотрели на собеседника в упор. Во взгляде читалась оценка. Краешки губ чуть подёргивались, готовые в любую минуту произнести какую-нибудь насмешку. Одним словом, внешность циника и человека, знающего цену себе и всем окружающим.

Баба Вера взялась хлопотать, как лучше устроить квартиранта, чем накормить. Но Юли прекратил её хлопоты, сославшись на то, что ему нужны тишина и покой, что он весьма непритязателен в быту.

Так они и стали жить. Единственное, что сделала баба Вера, – попросила Дашу, соседку, приходить убираться по дому, дескать, ей-то уже и тяжело, а к нему-то, постояльцу, могут и гости в любой момент нагрянуть, аль начальство, да и у плиты стоять, чай, ноги не слушаются. Даша согласилась. Она и раньше помогала старушке, а братья всегда заготавливали дрова, носили воду.

Шло время, старушке все больше нравился постоялец. Пусть и начальник, а в обращении прост, не воротит носа от холодца или голубечиков, или пирожков домашних. Работает с толком – уйдет в бумаги с головой, все чего-то чертит, считает. Опрятен, сапоги всегда вычищены, даже в грязь, рубашка чистая, сам выбрит. Не треплется попусту – ни о себе, ни о ком – молчок. Старушка несколько раз пыталась выяснить, не женат ли, или, может, зазноба какая есть – лишь посмеялся, но ответа определенного не дал: «И лишу всех деревенских сплетниц возможности придумывать небылицы обо мне?!». Если и выпивал (случалось такое иногда за ужином), то не жадно, больше для души. Одним словом, не то, что нынешние оболтусы в разодранных штанах, которые и пить-то толком не могут, лишь надерутся до одурения, а чтоб сказать что путное или сделать, так и вовсе не дождешься. Старушке даже вздумалось сосватать ему Дашу.

Девочка была ей как родная. Вот только как реализовать задумку, зная Дашкин упёртый характер. Она пыталась оставить Дашеньку на ужин, подгадывая под приезд командующего, но девушка всегда оказывалась занята. Зато Юли был в полном распоряжении старушки. По рассказам хозяйки у него создалось впечатление, что по соседству живёт не просто девушка («красавица», «умница», «работница»), а настоящий ангел, возможно, даже с крыльями, с таким же характером. Юли только посмеивался про себя. Если бы Даша могла предположить, какую услугу ей делает соседка, она больше не стала бы помогать, но девушка об этом не догадывалась.

Было уже за полночь. Юли всё ещё что-то сверял по картам. Он настолько углубился в расчеты, что не сразу расслышал стук в окно.

– Ой, святый Боже, кого это на ночь глядя? – поднялась баба Вера, лежащая на печке.

– Я открою. – Юли встал из-за стола, накинул куртку, вышел в сенцы. Перед ним стояла Даша.

– Отвезите папу в больницу. Только скорее, – с жаром выпалила она.

– Сейчас. – Юли вернулся в дом, оделся, взял ключи и вышел снова. Даша была возле своего крыльца.

– Быстрее можно!

– Можно, – огрызнулся Юли. – Но можно и без истерики. Если нужно – вызову врача сюда. Где ждут вашего отца в два часа ночи?

Юли стоял около машины и ждал Дашиного решения.

– Ну, давайте врача. Только быстро, – она вбежала на крыльцо.

Юли дождался Стива, и они вместе вошли в дом. Все были на ногах. У Дмитрия Николаевича снова приступ. Кровавые салфетки валялись в тазу. Даша с матерью сидели у постели больного, пытаясь облегчить его боль.

– Давно кровь пошла? – спросил Стив, устанавливая чемодан с аппаратурой на стол.