Офигеннович, озадаченный появлением жены, отпустил руку Анны Петровны, и застыл в ожидании продолжения.

– Вы неправильно подумали, позвольте, я объясню, – пискнула Анна Петровна, – Я просто вышла помочь…

– С тобой потом, с крючка не сорвешься – прервала ее Нинка, обращаясь к мужу.

–Ты куда пошел? Я сразу подозревать начала, как ты быстро собрался и легко без меня пошел. И как сердце вещало, он, видишь ли, вместо червяков по бабам. И с какого подъезда, этот выползок? – кивнула она на Анну Петровну.

– Вот оскорблять только не надо? – сказала Анна Петровна, в волнение, поправляя косыночку на голове.

– Оскорблять! – взвился голос у жены Офигенныча, – да я тебя, плотва не чищенная, я тебя…

– с этими словами, она вырвала у мужа, ведро с червяками, и выплеснула его содержимое в лицо Анны Петровны.

– Я же собирал, – с сожалением сказал Фадей, но увидев, как жена, покачивая ведром в руках, посмотрела на него, – не, если надо, то надо, используй на здоровье, – не стал он перечить.

– За цветы еще, Нинка добавь, – сказала, высунувшись наполовину, чуть не падая с окна, осветив их «прожектором», хозяйка цветочной клумбы, – кувыркались тут у меня в цветах. Можно подумать, для них сеяно.

Как только она, произнесла имя жены, Офигеннович, сразу понял, кому он обязан ее появлением…

В доме начали загораться окна, на балконах появились первые любопытные. Анна Петровна, молча стряхивала выползков с плаща.

– Мало? Сейчас еще добавлю, – заглянула в эмалированное ведро Нинка.

Не отвечая, Анна Петровна двинулась к своему подъезду. Метров через десять вдруг стала странно подпрыгивать, охлопывать себя руками. Вдруг сняла плащ и стала через голову снимать платье.

– Посвети-ка Матвеевна, – попросил мужик с балкона второго этажа, вслед за ним протяжно с этой же просьбой тявкнул бульдог, – я с балкона еще, стриптиз не смотрел.

– Там и смотреть не на что, – отогнав собаку, появилась рядом с ним женщина внушительных габаритов, – кости кожей обтянутые.

– Это да, – согласился с ней хозяин собаки, – у тебя костей рентгеном не обнаружишь. Ему такую толщину жира не пробить. Пусть с костями, но зато бесплатно. Ты вон, в Амстердаме, за две сотки евриков, мужиков разглядывала. Так что, заткнись и не мешай.

Анна Петровна, в свете луча «зенитного» прожектора» вытряхивала из бюстгальтера червяков. Падая на землю, они, извиваясь, уползали в сторону грядок…

Семен Семенович с женой, заинтересовавшись, шумом на улице, поднялись с пола, и подошли к окну.

– Так они женщину прислали, – ахнул Семен Семенович, – видишь, показывает всем, что она такая же, как мы.

– Ты чего совсем? Это же Анька, с соседнего подъезда, – пояснила жена, – Француженка, совсем от языка этого лягушачьего чокнулась.

–Точно она, – согласился, приглядевшись, Семен Семенович, – а этот где, зеленый?

– В нее вселился, видишь, как ее подбрасывает.

Анна Павловна, прыгала с ноги на ногу, тряся руками свой бюст.

– Нечего смотреть. Я тебе в спальне, сейчас не так потрясу, – решительно задернула занавески на окне жена Семен Семеновича.

8

– Мне бы такие возможности, – оценив инопланетян, пошел он за ней в спальню…

– Офигеть, что вытворяет, – подпрыгивал в удовольствие от увиденного, хозяин балкона на втором этаже, – а ты так могешь? – толкнул он локтем свою жену.

Та, посмотрев на него, покрутила у виска пальцем.

– Не, не сможешь, – оценил он ее, расплывшиеся габариты, – вот если только с балкона тебя сбросить. А чего? Лишнее – то глядишь в полете и отвалится, а чего не в полете, так от удара отлетит. А чего, может, попробуешь, грядки внизу не асфальт…

… Смотри, как градус играет, – восхищался со своего балкона Василий, хлебнув из « опытной чашки», – вместо белок, Анна Петровна уже скачет. Неужели постиг, неужели на подходе…

… Учитывая вышеизложенное. Я взываю к вашей мудрости и торжеству нашего справедливого закона, – высунув язык, старательно выводил Офигеныч, – прошу верховный суд пересмотреть несправедливое, ничем не обоснованное решение, вынесенное в пользу Финиковой А.П., ленинским районным судом.

– Про белье напиши, – сказала Нинка, – откуда в нашем бутике секон хенде, под названием «Краше, только в гроб кладут», плащ за 25 тысяч рублей? Он чего из самого Парижа, к нам в бутик, один на такси приехал?