Поверили, нет ли, ан в этот раз обошлось. Колодец чистить надобно, – что-то в последнее время вода мутнеть стала, трухи много, – не до того, зачем в подкровелье лазил. Пока чистил горло колодезное от мха да грибов, пока с дна грязь выгребал, вспомнил, наконец-то, куда дощечки задевал. Он их в горшок щербатый спрятал, а горшок у забора зарыл. Поверх окуня дохлого бросил, заговор прочел, чтоб не иначе кому, – кроме хозяина, конечно, – дощечки сии взять, кто этого самого окуня оживить сумеет.

Ну, у забора откопать – это не по подкровелью лазить. Это он ночью без всякого шума сделал. Допрежде же, весь вечер возле двора Сычова ошивался, девку высматривал. Зайти не решился, а так, то забор подпирает, будто ждет кого, то мимо прохаживается, будто по делу. Не углядел, все ж таки. Так и подался домой, несолоно хлебавши.

С дощечками помучиться пришлось. Когда каждый день учишься, перебираешь, – это одно, а тут – сколько за них не брался? Однако ж справился. Что искать в них – без понятия, только как перебирать начал, одна вроде теплее показалась. И будто сама в ладонь тычется.

«Зверь же, Скименом рекомый, есть всем зверям, и птицам, и гадам царь. Клыки имеет изогнутые, размером в длань, и зубы в три ряда, сверху и снизу. Величиною он с тура, но цветом светел, едва светлее солнца заходящего. Телом аки пардус, лицо же имеет сходственное с человеческим, а глаза у него – синь морская. Хвостом подобен скорпию земляному, на конце – жала, и в жалах тех – яд. Сии жала он, вскинув хвост над головою, метать способен. Гласом велик, и коли восхощет зверя созвать, рык издает, аки гром небесный, коли птицу – соловьем щелкает, коли гадов – гадом шипит. Бегом быстр, увертлив, воды не боится, а кольми паче свиреп и человекояден. Живет же где – неведомо».

Не раз и не два водил Алешка пальцами по дощечке, все думал, не упустил ли чего. Потом снова завернул, в кувшин спрятал и на прежнем месте закопал. Вернулся, лег и задумался. Никогда прежде о таком чудесном звере не слыхивал. Может, брешет книга? В ней ведь много понавырезано, чего придумкой кажется… А ежели нет? Сколько бед учинит, коли до города доберется. А добраться немудрено. Хочешь – берегом, хочешь – вплавь. Он ведь, если и впрямь такой чудный, озеро переплывет – и не заметит. Этого, конечно, в книге нету, чтоб плавать умел, только иначе и быть не может.

И так прикидывал Алешка, и эдак, не заметил, как ночь прошла. Только глаза прикрыл, ан уж петух голосит. За дневными заботами день пролетел, под вечер же опять дозором к дому Сычову отправился, а оттуда, так ничего и не углядев, на то место, возле которого девка ему показалась.

Сидит, озирается. Придет – не придет, гадает. Все больше в сторону города посматривает, сказала ведь, что бортник ей дядюшка.

Пришла, никуда не делась. Снова песня послышалась, как в прошлый раз, снова водой балуется. Ну да Алешке в этот раз посмелее.

– Поздорову будь, девица-красавица, – говорит. – Может, имя свое назовешь, а то неспособно как-то…

– Может, и назову, – улыбается, – коли самому невдомек. Чего это у тебя, на лбу-то?

Сказать правду – все одно что себя оплевать. Вот Алешка и залился соловьем. Мол, забаловали молодцы так, что и унять некому. Ему и пришлось, потому как больше некому. Утихомирил, конечно, но, вот, слегка досталось.

– Это отчего ж так забаловали? – спрашивает.

– Кому с какой девкой на игрищах быть сговориться не могли, вот и разодрались.

– А ты что же?

– А что – я?

– Ну, выбрал, кого из хоровода увесть?

Алешка и махнул с плеча. Тебя, мол, увесть хотел. И ждет, что в ответ скажет. Она же про то – молчок, а сама спрашивает:

– Ты дощечки-то свои посмотрел?..

Глядит на нее Алешка, и помстилось ему на мгновение, что не девка она. Ну, то есть, обликом девка, а весен ей – о-го-го сколько, не сосчитать!..

– И как думаешь – сладишь?..

– С кем слажу? – не сразу понял Алешка. А потом, ровно дубиной по башке – так ведь это она про того самого зверя, как его, Скимена, речь ведет. – Да неужто… за озером…

– А коли и так? – сама серьезной стала, не улыбается больше. И эдак в упор смотрит, выжидаючи. Слепому видно, какой ответ ей надобен.

Только замялся Алешка. Одно дело – книжка там, или с Екимкой про разбойников. Тут же, ровно кур в ощип угодил. Ну как там и вправду зверь этот невиданный баламутит? С ним совладать, – знахарка надвое сказала, только скорее самому голову буйную сложить, нежели одолеть. У девки же уста чуточку дрогнули. Что ж ты, мол, добрый молодец, призадумался? Не ты ли давеча полгорода одним махом утихомирил? Али из тех, кто только языком молоть и способен?