Избранные стихотворения
вернуться

Ханан Владимир
Шрифт:

«В том месте снов и тишины…»

В том месте снов и тишины,Где я болтался горстью чётокВ тени костёла, и в холодныйЛюбил смотреться монастырь,И католическим старухамДарил копейки от души.Грибами пахло и чужбиной.Но приезжали в гости к намВысокие и свадебные гости,И я летел за ними на коленяхПо скользкому от близкой крови полу,И непонятных звуков языкаЛовил стихи, и радовался жизни.Как я был счастлив в этом октябре! —В прозрачном холоде, над Неманом серьёзным,И у хозяйки доброй на дворе,Где яблоки росли, и ночью звёзднойКричал петух, и жук звучал в коре.Где звонкие я складывал дроваДля пасти однотрубного органаС окаменевшей глиною на швах,Где у соседки древнее сопраноСветлело, как лучина в головах.Где я два дня Вергилия читал,И пас быков, и птичье слушал пенье,И узнавал счастливое уменьеЛесную тишину читать с листа.Где я забыл, что значит пустота.Где я обрёл и вынянчил терпеньеДля зоркости, для доли, для судьбыСтрадать и петь с тростинкой у губы,Которой вкус труда и смерти равно впору,Где я слова по-новому чертил,А монастырь густел, венчая гору,И серп луны меж избами всходил.

Стихи городской реке

Водопроводная водареки Фонтанки узкогрудойСлепая лодочка – причуда,зелёным крашены бортаПлыви туда, плыви сюдаМихайловского красной хордойИ Летним Садом возле горла украшена реки водаА берег, как ни назови – уже два века просто Город,Чья сущность – мгла в стенах соборародного Храма на кровиНо это сбоку,хоть и суть,но побоку такие сути.И независимым до жути виси у речки на носуИ в волнах пальцы омочив,в цветах вчерашнего какао,Увидишь частности составаиз потакровии мочи

«Была запретная страна Литва…»

Была запретная страна Литва.Там лебедь жил таинственный и белый,И девушка за прялкой пелаПротяжные, как Нямунас, слова.Куда, лесами синими маня,Меня зовёшь в последний день недели?Спешит гонец к подножью цитадели,И плетью ветра с маху бьёт коня.Моя подруга, разметавшись, спит.Литовский ветер заплутал меж прядей.Объятья сонны, и порыв обряден,И обречённость в памяти таит.И спит земля, как смуглая рука,Что обнимает девушку за шею.Туманясь и на запад хорошея,Плывут над ней и любят облака.И струны сосен теребя во сне.Поёт Литва, и песней сон украшен…Ей никакой запрет не страшен,Как, видимо, он страшен только мне.

Вильнюсская элегия

В квартире полумрак, за окнами светлее.Индийский, сорт второй, чем крепче, тем вкуснее.Кот, старожил сих мест, не спит, и смотрит косо,И гаснет папироса.России нежный сын родства, увы, не вынес.По горло ею сыт, куда поеду – в Вильнюс.Не менее, чем те, люблю я камни эти,И поджимают пети-мети.Страна чужих людей, надежда и разлукаЗдесь верная меня, конечно, ждет, подруга.А в Ленинграде дождь, приятели – изгои,И все такое.Пусть более, чем мы, прочны, здоровы, сытыПребудут этих мест земля, трава, ракиты,Костелы и цветы, поэзия и реки,И человеки.Мышиные права.Живу как бы не живши.Любимая права, остывши, позабывши,И, вижу, надоДругие мне искать места для променада.Невнятная любовь, случайные беседы.И местные меня к себе не ждут поэты.И кажутся слова пустыми в самом деле,И призрачными цели.

«В чужих корнях ищи истоки…»

В чужих корнях ищи истокиСвоих движений и словес.Тебя питающие сокиЕсть смешанный и поздний лес.И пусть дано НЕ ПОМНИТЬ право.Мы вечно памятью слабы.Но слаще всех других отраваСмешенья крови и судьбы.На ней настояно виноУже прочитанных столетий,И скорбь старинную соседейМне видеть с нежностью дано.Тоска безмерного пространстваНе отуманит головы.Мне любо чуткое славянствоПоляков, чехов и Литвы.

На смерть Цицерона

Марк Туллий! Корень зла – сей воздух ядовит,но речь идет о том, что Рим гниет,Марк Туллий.Равно заражены сенаторы, сады,и бабы жирные, и грекигувернеры,и в доме Януса воинственный, привычный сквозняк…Клянусь Судьбой – прискорбный вид, Марк Туллий!

Стекает мозг в прибрежные пески

Невыразимо сух прибоя сыр овечий…Что в Городе тебе? – Бродяги, кабаки,изысканных матрон любовникибыки,да к небу кулаки – азы плебейской речи.Что в Городе тебе?Замкни губастый рот:Дежурный триумвир охвачен честной жаждой —Он Фульвии своей преподнесет однаждыТвой череп.Sic transit…Конвойный, грубый скот,Вольноотпущенник – он карьерист, мерзавец!Три довода мечом неотразимы. В томПорукой Фульвия. И опустевший дом,И македонский брег.Но неужели завистьВ ораторе такой мог вызвать аргументИспанский острый меч?Как воздух густо бел!Твой гордый Рим гниет, как старый сифилитик.Ты недорассчитал, блистательный политик.Недоучел, писатель, проглядел.

Втекает мозг в прибрежные пески

Густеет немота сенаторской конюшни.Наглеют всадники. В провинциях разврат.Дежурный триумвир томится жаждой власти,И он не пощадитнесчастный мой язык, проколотый иглой, нет шпилькойзлобной бабы, и правая рука, прибитая к трибуне наплощади.ТАКЯ, Марк Тулий Цицерон,Сим объявил в веках смертьГородагероя:Республика Меча рождает Трон,Могилу собственную роя.СТРАХ СЛУШАЕТ СЕБЯ И ГЛУШИТ ПЛЕСК РЕКИВО ТЬМУ НАБУХШУЮ РАСПАХНУТОЙ АОРТЫНО ВЫСЫХАЕТ МОЗГ И С НЕБА ЗВУКИ СТЁРТЫИ ВЕЧНОСТЬ СОННАЯ ЛОЖИТСЯ НА ПЕСКИ

«Быка любившая матрона, браво!..»

«Природа тот же Рим…»

О.Э.М.
Быка любившая матрона, браво!За бабью стать твою и дышащую справноТугую плоть – я, грезящий во тьмеСвоих времён – оттачиваю жало,И Рима обмелевшая держава,Как некий пласт, раскинулась в уме.Мужчина – мини-бык. Но бык-то уж навряд лиМужчина. (Это ведь не важно, что рогаЕсть украшенье общее…). СтрогаНаука логика, хотя не дорога,Лишь были б внутренние органы в порядке.А встречи, надо думать, были сладки.И ты, тунику лёгкую задравДо крепкой белой шеи и склонившись,Была по своему права, с природой слившись,И бык – природа был не меньше прав.И семенем накачанная туго,Патрицианочка, бычачьих чресл супруга,Глотай бодрящую горячую струю,Покуда для тебя не вылепили друга,Что душу даст тебе и выжжет плоть твою.Покуда нежный зверь, собой объявши древо,И свесившись с ветвей, не скажет: «Где ты, Ева?Вот яблоко тебе»– А это вкусно?– Да.И, друга повстречав, с ним яблоко разделит.И рай в последний раз для них постель постелет,И выведет из врат, и отошлёт в стада.