Симбионт рвался напасть. Он отлично умел это делать.

Фелиз присвистнула:

— Крутой фокус, шестнадцатая. Удивила.

И дальше действительно остались только они.

Фелиз ударила первой, хлестнула головной плетью симбионта, оставляя длинные царапины на почти зеркальном покрытии смотровой платформы.

Йеннер увернулась и ударила в ответ, плети бросили ее тело вперед и вверх, развернули в воздухе.

Фелиз играючи ушла в сторону:

— Надо было больше тренироваться, сестренка.

Они кружили друг напротив друга, обмениваясь ударами и отскакивая в стороны. И боль постепенно уходила, сменялась электрическим, заряженным желанием симбионта — убить, достать Фелиз и разорвать ее на части.

Вымазаться в ее крови, ее боли и смерти.

Упоительно.

Йеннер была согласна. Тоже хотела убивать.

Нужно было только оказаться между ней и Вернером.

Чуть ближе. И еще ближе.

— Ты всерьез, сестренка? Ты все еще жмешься к своему герою?

Йеннер наконец-то смогла перехватить его плетью, обвила за талию — осторожно, чтобы не сработал щит, и позволила себе усмехнуться.

А ведь ближайшая бомба была совсем рядом. И попасть в нее было совсем просто.

— Эй, десятая.

Было приятно, так приятно видеть в глазах Фелиз понимание:

— Бум.

Йеннер прыгнула с платформы, увлекая за собой Вернера.

Платформа взорвалась.

От грохота заложило уши.

Симбионт пытался уцепиться хоть за что-нибудь в воздухе, чтобы замедлить падение, вокруг свистели обломки платформы, а Йеннер падала, прижимала Вернера к себе, и думала — переживет ли падение?

Потом плети уцепились за что-то, мышцы протестующе взвыли от боли, Йеннер показалось, что она услышала, как они рвутся — волокно за волокном, человеческие ткани и искусственная органика симбионта, а потом все закончилось.

И она потеряла сознание.

***

В себя ее привел звук рекламы.

«Ералаш — лучший вкус нашего времени. Попробуй настоящее».

Это казалось настолько глупым и нелепым, что Йеннер первые несколько секунд была абсолютно уверена, что спит.

Голос в рекламе был позитивным и доброжелательным, настолько, что казался искусственным.

Может быть, создатели действительно записали андроида.

«Нежнейшая смесь синтетических сладостей, орехов и сухого варенья».

Йеннер открыла глаза и повернула голову.

Боргес сидел в кресле рядом с восстановительной камерой, держал на ладони виртуальный экран с рекламой и с любопытством наблюдал, как миниатюрные роботы сращивали раны Йеннер. Разумеется, Боргес не прилетел сам — использовал плюс-тело для переноса сознания, но голограмма поверх была очень качественной. Если бы не симбионт, Йеннер не заметила бы разницы. Но постороннего присутствия рядом не ощущалось.

Роботы сновали по ее фигуре очень быстро, были похожи на маленьких черных насекомых. Места, где они трудились над ранами, немного чесались, но боли не было.

— Фелиз мертва? — спросила Йеннер, зная, что Боргес оценит.

Он всегда ценил в ней умение задавать правильные вопросы:

— Доброе утро, девочка моя. Судя по всему, да. Мы нашли достаточно несовместимых с жизнью кусков.

Йеннер прикрыла глаза. Вопреки всему она не испытывала удовлетворения от хорошо сделанной работы.

Реклама закончилась и включилась снова.

«Ералаш — лучший вкус нашего времени».

— Механик Вернер выжил?

Наверное, так действовала камера, или обезболивающее, или все вместе, но Йеннер в тот момент было все равно.

— Механик Вернер Орст? Да, разумеется. Ему очень повезло, он упал с вами вниз. Очень за вас беспокоился, даже рискнул на меня кричать.

— Орст Вернер, — поправила Йеннер. — Вернер — это фамилия. Он идиот, и у него нет инстинкта самосохранения.

Боргес с интересом склонил голову, включил дополнительный экран, сверился с ним и улыбнулся:

— Вообще-то, нет. Вернер — имя. У берлинцев принято записывать наоборот.

Наверное, если бы не успокоительное и обезболивающее, Йеннер было бы за себя стыдно. Но пока весь разговор — Боргес рядом с восстанавливающей камерой, повтор рекламы, механические жуки по всему телу — казался ей сном. Идиотским и ненастоящим. А во сне могло случиться все, что угодно.

Боргес улыбнулся снова:

— Вы не знаете, как зовут вашу большую любовь, девочка моя? Не удивительно, что у вас проблемы в личной жизни.