Моей нежной фиалке мало одного пальца. Она сама насаживается на мою руку так, что мне окончательно сносит крышу, и теперь это не она, а я глушу собственный громкий стон. Она примет меня, о да, пусть эта машину только довезет нас до пункта назначения, и тогда я войду в Веру по самые яйца, и она примет меня всего.

Вера близка, она все сильнее сжимает бедра, чтобы, наконец, кончить, но оргазм от нее ускользает. Мои движения слишком размерены, а палец — всего лишь палец.

Можно продолжить терзать ее до самого дома, но такое медленное поджаривание на грани может приносить даже физическую боль, если не удовлетворить желание вовремя, так что это не мой метод. Не с Верой точно.

Я с сожалением выхожу из нее и передвигаю руку выше. Я должен подарить ей освобождение сейчас, все равно нас ждет долгий марафон сразу после. В этом я уверен.

На смену медленным касаниям приходят быстрые. Вера выгибается в пояснице, вжимается губами мне в щеку. В ее теле рождается дрожь, она задерживает дыхание…

И кончает.

И пока сотрясается в оргазме, а я ловлю отголоски ее удовольствия, она четко произносит мне на ухо:

— Да… Юрааа.

12 — 1

Юра это не Марк. Марк это четыре буквы. А какой-то ублюдочный Юра — это три буквы, и пусть катится именно туда.

Максимально откинувшись назад, внимательно смотрю в лицо Веры. И понимаю, что она, черт возьми, спит. Она спала все это время, пока я уже мысленно оттрахал ее во все возможных позах. Спала!

Плохие новости, дружище Марк.

И это не из-за тебя она так завелась. Это какой-то Юра постарался. Это именно он трахал ее во сне, это для него она стонала и извивалась. А тебя, Марк, только что поимели.

Громко хлопая дверцей, в машину возвращается таксист. От него пахнет дымом сигарет и дешевым нескафе.

— Ну что, готовы ехать дальше?

Я не готов. Я хочу развернуть такси обратно в аэропорт, чтобы оставить там эту женщину и пусть разбирается со своим разбитым сердцем самостоятельно, но тогда же, вздрогнув от резких звуков, Вера снова распахивает глаза.

Теперь уже по-настоящему.

Пока она моргает и пытается осмыслить происходящее: где мы и что происходит, я снова заворожен ее бездонными глазищами и мне хочется смотреть в эти глаза, пока я буду входить в нее. Именно я, а не какой-то там Юра!

— Знаете, подождите еще чуть-чуть, — вдруг говорю я таксисту. — Я бы тоже выпил кофе.

С виски. Треклятым греческим узо. Да с чем угодно, блять, лишь бы в этом напитке был градус.

А еще мне надо вымыть руки. Мои руки теперь пахнут ею, а я не имею на это права. Пусть я все еще хочу облизать каждый палец, которым касался ее, но правильнее будет безжалостно вымыть руки и как можно скорее.

Прежде, чем Вера начинает возмущаться, что это я себе позволяю и почему она лежит у меня на руках, пересаживаю ее на сидение и выхожу из машины.

Ночной холод отрезвляет. Это днем на солнце еще жарко, но ночи напоминают о том, что зима уже близко, и из-за высокой влажности и отсутствия нормального отопления я не люблю зимовать на Кипре. Я пытался. И в такие моменты чувствовал себя одинокой белкой в зимнем опустевшем лесу, пока шатался по закрытым на зиму тавернам в поисках нормального кофе.

— Марк!

От ее окрика вздрагиваю, как от удара хлыстом. Вера все-таки помнит, как меня зовут.

И что я не Юра. Имя-то какое, никогда не нравилось. Видимо, не зря.

Не оборачиваюсь, но Вера быстро нагоняет меня у входа в магазин. Обнимает себя руками, дрожит.

Еще минуту назад ее также колотило в моих руках от оргазма. И тогда я мог ее обнимать. В глазищах смятение и шок, когда произносит:

— Марк, а где мы?

— На заправке, — говорю очевидное.

Вера выглядит помятой и сильно сбитой с толку, когда идет следом за мной в магазин, а мне впервые в жизни тошно из-за того, что так хочется язвить. Мне ее жаль. Хочется обнять, чтобы не мерзла, но если я сделаю так даже по-дружески, после оттрахаю ее в каком-нибудь темном углу уже совсем не по-дружески.

Поразительно, как меня задело существование какого-то там Юры в жизни Веры.

Ведь все мои невесты, трахаясь со мной, всегда изменяли своим без пяти мужьям. Я знал о том, что эти женихи существуют, иногда знал даже их имена, пока выслушивал о том, как у них все плохо в постели и это еще даже до свадьбы. Но меня никогда не называли чужим именем! Меня никогда не путали ни с кем другим!

Уязвленное самолюбие вопит о том, что нужно сделать так, чтобы Вера до хрипоты выкрикивала именно мое имя. Что нужно вытрахать из ее головы другие имена, чтобы она вообще забыла о существовании других мужчин.