— Вера-а-а… — выдохнул он. — Посмотри на меня.

Боль внутри меня взорвалась, как начиненная шрапнелью граната. Слишком больно. Слишком остро.

И вместо того, чтобы подчиниться, я, наоборот, закрыла глаза.

Марк зарычал и вжал меня своим телом в стену.

— Вера!

Закряхтел старый фатин на юбке. Марк стоял на подоле, и при этом почему-то, впившись ладонями в мою талию, приподнимал меня над землей.

Из-за кислых паров перегара снова накатила тошнота. Я стала вырываться, чтобы хотя бы добраться до раковины, но Марк воспринял это как бегство от него. А поэтому сильнее вцепился в меня, еще увереннее вжал в твердый кафель, касаясь меня своими бедрами.

Нагнулся и зачем-то провел носом по моей шее.

— Не оставляй меня, Вера… — пробормотал он, обдавая жарким дыханием ключицы. — Я виноват, что не рассказал тебе всего…

Нелогичное удовольствие, которое растекалось по телу от его ласк, снова превратилось в то удушливое чернильное пятно, центром которого была глубоко беременная женщина.

Я хотела о многом сказать ему, но мысли путались. Алкоголь сделал свое дело, язык стал неповоротливым, а речь неразборчивой, хотя обрывки фраз крутились в моей голове, как песни на быстрой перемотке. Я за ними не поспевала. Еще и потому что руки Марка уже скользили по моим бедрам, а язык выводил восьмерки на плече.

Мы оба были пьяны. Это факт.

И мы больше никогда не будем вместе. Это второй факт.

Я выдохнула, откидывая голову назад, затылком больно ударяясь о стену. Горячие губы Марка жалили подбородок и мои щеки. Он не лез ко мне с поцелуями, и на том спасибо.

Вдруг приподнял меня за ягодицы и подсадил на себя, заставляя обвиться вокруг его тела руками и ногами. Юбка путалась и снова рвалась. Вообще звук рвущейся ткани стал лейтмотивом этого странного прощания. Стал символом. Вместе с тканью рвались и те тонкие ниточки, которыми я привязала себя к нему. В последний раз. В последний раз, потому что я не могу ему противостоять, но больше никогда. У него другая жизнь. Совсем иная, и, наверное, той женщине он тоже говорил, что никогда не исправится и не перестанет спать с другими женщинами. Только об этом он никогда не врал мне.

Мысль о том, что скоро у Марка будет семья, вышибла остатки здравомыслия. Проехалась товарным поездом, впечатывая и размазывая осознанием, что зря я, наверное, осуждала других и смотрела на них свысока, когда они запирались с мужчинами в туалетах, подсобках или еще где. Ведь в определенных условиях я оказалась такой же. Ничем не лучше.

Все шлюхи. Марк прав.

Я вышла замуж несколько часов назад. А теперь другой мужчина отводит мои трусики в сторону, чтобы трахнуть в туалете клуба.

Марк не стал заморачиваться с прелюдией. Никакой ласки, никакой нежности. Это потребность действовать здесь и сейчас, потребность получить свое и отдать ему себя. Теперь я знаю больше. Теперь не я буду стоять по ту сторону двери с квадратными глазами, как в аэропорту. Теперь я буду той, кто выйдет из туалета со странным блеском в глазах и ярким румянцем на щеках.

Как все изменилось для хорошей девочки Веры…

А Марк даже не был принцем, все это время Марк был и по-прежнему остается Чудовищем.

Разом, и он весь во мне, и это лучшее из того, что я испытывала в своей жизни. Меня душат слезы восторга и жалости к самой себе. Надо же было быть такой дурой, чтобы еще и влюбиться в него. Отдать сердце тому, кто действительно не верит и не испытывает чувства.

— Вера… Вера..

Мое имя. С каждым толчком он шепчет мое имя, как будто старается не забыть, кого он трахает на этот раз. Я вздрагиваю от сильных глубоких ударов, и мне охренеть, как хорошо. Я еще не делала это стоя, когда меня держат на весу. И в то же время мне охренеть, как больно, потому что с каждым толчком Марка, с каждым произнесенным моим именем конец все ближе. Точка невозврата давно пройдена. И теперь мы замерли в шаге от финала. Никогда не знала, что такое прощальный секс, а теперь знаю и это. Теперь я знаю слишком много.

Марк очень тяжело дышит. Он делает несколько коротких шагов из-за спущенных на щиколотки штанов и усаживает меня на край мраморной столешницы возле раковин.

Ребра. Я вспоминаю про его больные ребра и думаю о том, что этот безумец только что сделал себе еще хуже, когда решил, что может сделать это, держа меня на руках.

Марк все еще во мне. Он не может даже нормально вздохнуть, только цепляется руками за мои плечи, талию. И в то же время он не может не двигаться.

Он едва уловимо качнул бедрами, и меня выгнуло от удовольствия. Узких губ коснулась самодовольная улыбка. Гордиться, что даже в таком состоянии он все еще хорош.

Теперь он двигается медленно, размеренными движениями, как и просил доктор. И я улавливаю отголоски этих же мыслей в блеске полуприкрытых глазах Марка, когда он смотрит на меня.

Эти медленные движения подводят меня к краю, а после доводят до пика мягкие поглаживания большим пальцем.

Марк протиснул руку между нашими телами, и он с жадностью смотрит мне в лицо, когда я кончаю под ним, вздрагивая всем телом.

Мерзавец улыбается. Впивается в бедра руками и тремя сильными ударами финиширует следом.