Шрифт:
Тоня тоже не знала. Более того, была неприятно удивлена этим фактом. По ее сведениям, последним романтическим приключением Стаси, каким-то образом повлиявшим на нее, являлся некий Кирилл Черепанов, бывший одноклассник. Вот после него Стася словно бы наглухо закрылась в себе, стала жить только работой, общаться лишь с родственниками, да и то довольно редко. Но Тоня заверила брата: Стаська клялась, что Кирилл этот — отличный парень, абсолютно ни в чем не виноват, это она с ним порвала, просто повзрослела, вот и всё.
Между тем Игорю Пятигорскому навязчиво докладывали все шесть его чувств: земля под его ногами ходит ходуном, всё далеко не в порядке, а затишье это — перед штормом. Что-то грядет.
Что-то и грянуло. В пятницу.
В час дня они должны были встретиться: он, Станислава и Вячеслав Ледянов. Требовалось обсудить, во-первых, ролик, а во-вторых, Стасины наработки. За пять минут до назначенного времени Игорь уже был на месте, а через минуту явился Ледянов. Не один. С огромным букетом каких-то диковинных цветов, Пятигорский даже названия их не знал. Были они белого цвета и пахли как ополаскиватель для белья.
Невозмутимый Вячеслав положил букет на стол, сел рядом с пораженным Игорем Валентиновичем и, обратив на него фирменный пристальный взгляд Ледяновых, пояснил, как по металлу рубанул:
— Для Станиславы.
Игорь молча кивнул, потом решился прояснить ситуацию:
— Она не возьмет.
— Возьмет. Правда, не сразу. — Слава задумался. Взъерошил волосы, потер лоб, потом устало, тихо, будто сам для себя проговорил, уперев взгляд в букет. — Пять лет назад я хотел сделать ей предложение.
Игорь кашлянул, растерявшись.
— А почему не сделал?
Словно очнувшись, Ледянов холодно и зло посмотрел на Пятигорского:
— Потому что совершил глупость. Под горячую руку. Стася не простила, сложно у нее с прощением, у королев принципиальности всегда так. — Поначалу Игоря уязвил такой злобно-ироничный тон, но потом он догадался, что весь этот яд Ледянов предназначает сам себе. — А у меня сложно с языком и мозгами. Поэтому я здесь, рядом цветы, а Стася… Где-то там.
В общем, начало встречи… вышло необычным.
Ясное дело, Стася цветы не взяла. Посмотрела на букет как на змею, отодвинулась подальше. А после приступила к исполнению своих обязанностей, собранная, деловая, строгая и холодная. Просто умница и настоящее золото. Игорь довольно улыбался: этот железобетонный Ледянов, язвящий циник, критикующий всё и всех перфекционист, легко соглашался, возражал мало, еще реже порывался всё перекроить, а мнение Стаси ставил во главу угла.
Обсуждение прошло продуктивно, чего Пятигорский никак не ожидал, учитывая все обстоятельства.
Прекрасное настроение портили только две вещи: напряженное и злое лицо Ледянова, как оказалось, кусающего локти и терзающегося потерей, и сама на себя не похожая Станислава, робот, Снежная королева, лишенная и капли тепла.
Кактус и воздушный шарик. Допустим, их сосуществование не только возможно, а даже желательно… Только бы помирить их сначала.
5
пять лет назад
…- Поцелуй меня… Да не так…
Слава, крепче прижав девушку к себе, запустил пальцы в густой шелк ее волос, обхватил затылок и жарко задышал в губы.
— А как? — спросила очаровательно раскрасневшаяся Стася. Серо-голубые озера наивных глаз с каждым днем все сильнее затягивали его.
Она поразила его с первого же мгновения их встречи, с той секунды, когда он заглянул в эти удивительные глаза. Но разве мог Ледянов знать, что эта хрупкая, чувствительная, мечтательная, все еще робевшая в каких-то более или менее интимных моментах и изучавшая жизнь по книгам девушка сможет до такой степени поглотить его? Буквально околдовать? Нет. И открытие это было несказанно приятно.
Необыкновенная, не похожая ни на кого. Сейчас до чертиков хотелось утащить ее в постель, наслаждаться, доводя до исступления, горячки и ее, и себя. Снова и снова. А потом заснуть вместе. И проснуться рядом. И завтра, и послезавтра.
Просто нескончаемый праздник. Никого и никогда он не хотел так сильно, как ее. Никто не покорял его так… основательно и сразу. Чтобы ухаживать, болтать или молчать. И восхищаться, пряча восхищение за дружеским порицанием, подтруниванием и провокацией.
— А вот так, — переместив ладони на ее бедра, он прижал их к своему паху, завладел ее губами.