Я пытаюсь перехватить ее взгляд:

— У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, что здесь произошло? Я спрашиваю об этом потому, что не знаю, насколько внимательно вы осматривали труп.

— Боюсь, не настолько, чтобы высказывать предположения. Я знаю, что, по мнению криминалистов, кто-то потревожил захоронение. Они сняли для управления шерифа отпечатки подошв. На мой взгляд, отпечатки оставлены не кроссовками, а скорее обувью приодевшегося — ну, скажем, для какой-то вечеринки — человека.

Я усмехаюсь:

— Не знал, что вы не только патологоанатом, но и следопыт.

— Какие приятные вещи вы говорите, — с мягким смешком отвечает она.

— Видите ли, по части классических комплиментов дамам я никогда силен не был, — признаюсь я. — Все нужные и правильные слова мне известны, но, как только дело доходит до их произнесения, у меня получается черт знает что. Поэтому я стараюсь ограничиваться тем, что мне по силам, а поэтичность оставляю специалистам.

— Может быть, попытаете счастья еще раз — сегодня вечером, за ужином? Если хотите, конечно, — добавляет она, и ее бледные от утренней прохлады щеки розовеют.

Я улыбаюсь, пытаясь замаскировать улыбкой охватившее меня волнение:

— Вы назначаете мне свидание?

— Мм-м, да. — Джемма, стараясь не встречаться со мной взглядом, поигрывает пальцами. — Я, конечно, не знаю, женаты вы или нет, хочется вам увидеться со мной или не хочется, но…

— Я не женат. А поужинать с вами мне хочется, очень.

— Тогда заезжайте за мной в восемь. — Она записывает адрес на листке из блокнота и протягивает его мне: — Я знаю симпатичный маленький ресторанчик недалеко от дороги.

— Да, замечательно. В восемь. До встречи.

Мы прощаемся — неловко, как люди, не понимающие, чем бы им лучше закончить разговор. Я иду по лесной тропинке и думаю о том, что, возможно, моя неспособность завязывать прочные отношения с женщинами объясняется неумением — и это еще слабо сказано — вести с ними остроумные беседы.

Подойдя к машинам, я вижу Дейла и Энди, беседующих с парочкой владельцев собак и женщиной неопределенного возраста — глаза у нее вытаращенные, безумные.

Я уже подхожу к моему «корвету», когда женщина начинает визгливо кричать:

— Это проклятие дьявола! Он пришел за нами! Он за всеми придет!

Я удивленно смотрю на нее, вижу всклокоченные темные волосы, стиснутые кулаки.

— Дьявол! — снова визжит она.

Я пожимаю плечами и молча сажусь в «корвет».

Я еду на юг, к Хоултону, по тихим, полным тревожного спокойствия полям. Мне кажется, что вокруг Уинтерс-Энда царит странная задумчивость. Небо стало еще более темным, тучи — еще более плотными и угрожающими.

Когда я вхожу в кабинет Дейла, он ставит передо мной чашку горячего кофе.

— Что тебе известно о пожаре? — спрашивает он.

— Только то, что я услышал от тебя и увидел в музее. Поджог, трое погибших — предположительно, поскольку от тел мало что осталось. Арестован никто не был.

— Ну да, примерно так. Правда, потом появилось кое-что еще. Несколько человек из нашего города получили дурацкие письма — анонимные, с угрозами. Мы решили, что их написал какой-то психопат из тех, что после преступлений такого рода всегда выползают из своих щелей.

— И кто получил эти письма?

— Насколько я помню, одно было прислано шерифу Кеннеди. — Дейл улыбается. — Он вскрыл его здесь, в этом кабинете, прямо на моих глазах. Прочитал, смял и бросил в мусорную корзинку. «У меня нет времени на тупых идиотов» — так он сказал. — Дейл делает большой глоток кофе. — Если я ничего не путаю, другие письма получили секретарь городского совета и доктор Валленс. По-моему, мы их даже не зарегистрировали.

Я киваю:

— А автора их вы искать не стали?

— Нет, не стали. В них не было ничего, что заставило бы предположить, будто автор знает что-то кроме написанного в газетах. И, насколько я знаю, адресатам никто больше не досаждал.

Раздается стук в дверь, и входит один из помощников Дейла.

— Первичный отчет об осмотре места преступления, — говорит он и кладет на стол Дейла папку.

— Спасибо, Джек. Хочешь взглянуть, Алекс?

Я открываю папку. Первой мне попадается на глаза пачка фотографий, сделанных утром криминалистами. Глянцевые снимки дна Черного оврага. На одном из земли торчит рука скелета. Под ней лежит перевернутый пласт земли. Я пару секунд вглядываюсь в него, потом протягиваю снимок Дейлу.