Воеводы наблюдали за сбором ратушами подушных денег с посадского населения, под их контролем была отдача на откуп кабацких сборов. Механизм кабацких сборов ратушами описан в указе губернской канцелярии, которая в августе 1728 года писала верхотурскому воеводе капитану Якову Воейкову, чтобы он в Верхотурье и в уезде всего Верхотурского ведомства «кабацкие зборы на Верхотурскую ратушу отдал». Воевода должен был взять у всех посадских людей «подписки», «что им те кабацкие зборы против откупу… платить по третям года по вся годы сполна без доимки» (за «питейную и картяную» продажу – по 1224 руб. 50 коп., за «пивную явку» – по 31 руб. 88 коп.) 125 . Копии с «подписок» надлежало высылать в Тобольскую губернскую канцелярию без отлагательства. В указе особо подчеркивалось, что «подписки» с посадских людей воевода должен взять в воеводской канцелярии, а не в ратуше 126 .

С изданием Наказа губернаторам и воеводам (1728) за местной администрацией была сохранена обязанность надзора за хозяйственно-финансовой деятельностью ратуш.

Прочими делами продолжали ведать ратуши, хотя воеводы оставались апелляционной инстанцией для городского населения в случае жалоб последнего на неправый суд бургомистров. В случае возникновения конфликтов воеводские канцелярии и органы городского управления были вынуждены обращаться за их решением в губернский центр.

М. О. Акишин приводит пример конфликта между тюменской воеводской канцелярией и тюменской ратушей в 1736 году. Воевода Ф. Филисов, обвинявший бургомистра А. Стукалова в подстрекательстве посадских людей к совершению противозаконных действий в отношении воеводы, был вынужден обратиться в губернский центр с просьбой разрешить ему провести расследование. Однако следствие было проведено самой губернской канцелярией, которая уличила воеводу в клевете и впредь указала ему не вмешиваться в дела ратуши 127 .

В «доношении» тарского воеводы майора Бобровского в Сибирскую губернскую канцелярию от 28 ноября 1744 года сообщалось о жалобе сторожа Тарской ратуши отставного казака Ивана Некрасова и наемных ходоков разночинцев Алексея Шпаденкова и Петра Бичюрина на бургомистра ратуши Ульяна Шестакова и подканцеляриста Никиту Быкасова, которые «велели им к делу приложить руки, а к какому, того им не объявили». Когда сторож и ходоки заявили о своем отказе, они были избиты и принуждены дать согласие, причем руку за Некрасова и Бичюрина приложил посадский Иван Неворотов.

После этого Неворотов был отправлен в Сибирскую губернскую канцелярию «с секретным указом». В свою очередь, майор Бобров-ский обращал внимание губернской канцелярии на то, что «Быкасов говорил такие речи, что он… Тарской и Сибирской губернской канцелярии не подсуден». Майор Бобровский в форме доноса излагал характеристику бургомистра: «Того ради Сибирской губернской канцелярии доношу, означенный Тарской ратуши бургомистр Ульян Шестаков… обстоятелно донесено богомерской человек, имея в Тарской ратуше началство не сочиняет ли подобных прежнему других каких богомерских и злодейских к разсылке и размножению оных в народе и к превращению к такому своему злодеянию других людей письменных к тому тайных корреспонденций и опасно того, чтоб от него Шестакова не произошло какого богомерского злаго в других людех разсевания» 128 .

Одной из целей реформ 1727–1728 годов было сокращение расходов на государственный аппарат. Поэтому вопрос о штатах новым учреждениям и жалованьи чиновникам встал особенно остро.

На основании именного указа от 20 марта 1727 года и новых штатов местного управления было сокращено жалованье воеводам, а некоторым категориям канцелярских служителей вместо денежного жалованья разрешено «довольствоваться от дел… по прежнему» 129 . Указом 1727 года в городах им был определен «ранг майорский», а в пригородках – «ранг поручичий» 130 . В соответствии с указом от 14 декабря 1724 года воеводы получали жалованье в половинном размере против соответствующих армейских чинов.

Наибольшее сокращение жалованья произошло у канцелярских служителей. Вместе с тем сокращался штат приказных людей: должность секретаря при воеводе сохранялась только там, где до реформ Петра I были дьяки, в остальных же городах воскрешались подьячие «с приписью» 131 . Таким образом, этот указ фактически легализовал взяточничество.

Вопрос о введении жалования за должность в 30-х – начале 60-х годов XVIII века с целью борьбы со взяточничеством не раз ставился перед правительством крупными государственными деятелями России. В частности, об этом писал иркутский вице-губернатор Л. Ланг. Он предлагал ввести жалованье для всех чиновников, а виновных в злоупотреблениях наказывать строже. Сенат одобрил предложение поощрять добросовестных чиновников 1/4 частью от собранных сборов, но высказался против введения жалованья для всех из них, так как для этого потребуются значительные затраты, а «таких расходов прежде сего никогда не бывало». Кабинет-министры поддержали мнение Сената 132 .

Так, в 1730-х годах расширилась и усложнилась структура государственного аппарата власти, что противоречило общей установке, направленной на сокращение расходов на содержание государственного аппарата. Во взаимодействие центральных органов (Сената и коллегий) и местных учреждений Сибири было внесено изменение, связанное с восстановлением Сибирского приказа 133 . Именным указом от 20 декабря 1730 года Анна Иоанновна повелела «…Сибирский приказ в Москве по-прежнему возобновить и быть под ведением сенатским, определяя к тому судей 2 или 3 человека, и поручить в дирекцию одному из сенаторов, а Камер-коллегию от того Приказа и от всех сибирских доходов отрешить» 134 . Восстановить Сибирский приказ предложили сенаторы, обосновывая необходимость этой меры снижением доходов от торговли и от поступлений в казну пушнины в связи с тем, что Сибирь «не в таком смотрении состоит, как преж сего бывало», когда в Москве был особый Приказ, из которого во все сибирские города назначались воеводы, непосредственно сносившиеся со столицей. Сибирский приказ стал непременным участником и посредником между коллегиями и губернской канцелярией при решении самых различных вопросов.

Инициатором восстановления Сибирского приказа был генерал-прокурор Сената П. И. Ягужинский, назначенный в 1730 году его главой. Правительство стремилось сосредоточить все сибирские дела в Сибирском приказе, но восстановленный орган власти оказался в условиях коллегиального центрального управления, что вынуждало ряд региональных вопросов решать в Сенате и коллегиях.

Структура Сибирского приказа в 1730-х годах отражала основные черты центрального управления. Сибирский приказ состоял из судьи П. И. Ягужинского, членов присутствия действительного статского советника И. Шереметева, полковников В. Титова и И. Карта-шова, князя Ф. Борятинского и стольника князя В. Мещерского 135 . Подобное же коллегиальное руководство Приказом сохранилось и в 1754 году, когда его судьей был статский советник М. В. Сушков, а членами присутствия – коллежские советники А. В. Коротнев, И. И. Дурнов, коллежские асессоры И. Н. Данилов, А. П. Игнатьев, И. Д. Дмитриев, Н. И. Бушуев, Н. Н. Яров. Таким образом, на основе сравнения списков руководителей Приказа можно говорить о понижении значения Сибирского приказа, потому что рядового чиновника М. В. Сушкова невозможно сравнить с «птенцом гнезда Петрова» П. И. Ягужинским ни по его роли в высшей администрации России, ни по государственному опыту.