«Местью» заправляет женщина-командор по имени Абигейл Чанг. Прекрасная, как черная богиня, вырубленная из цельного куска обсидиана, и такая же бесчувственная. Командор Чанг наотрез отказалась давать мне интервью, и слышали бы вы, сколько льда было в ее голосе. И как сверкали ее глаза. Будь мы на берегу, я бы не удержался от обречённой на провал попытки уломать эту красотку на мимолетный, но яростный и необузданный перепихон на первой попавшейся горизонтальной плоскости. Скорее всего, у меня бы ничего не вышло, и я бы осознавал это заранее, но все равно попытался бы. Третий размер туго обтянутый военной формой – кто бы устоял от такого? Даже угроза перелома ребер и обоих ног не является достаточным аргументом, к тому же, помимо груди там имелись точеные скулы, жаркие, манящие губы и две сцепившиеся в мертвой схватке планеты прямо под поясом ее галифе.

Но я был на ее корабле, в ее монастыре, и мой устав тут не котировался.

Как бы там ни было, я только что вернулся с «Фифти-Фифти», меня разве что наизнанку не вывернули флагманские эскулапы, и в ближайшие двое суток попасть на другой рейдер мне не светило. Я бездельничал, шлялся по «Мести» и мешал работать остальным, пытаясь взять у них интервью. Иногда получалось. Чаще меня посылали.

Далеко не все взятые мною интервью были включены в серию статей об этом рейде. К примеру, следующее интервью волевым решением редакторской группы (будьте вы прокляты, а я знаю, что вы все равно это прочтете) из серии было изъято.

Матиас Поттер, методист. Ему тридцать три, он подтянут и широкоплеч, но общего с тем же Банджо у него мало. Банджо – морской волк, а Поттер – ухоженный и следящий за собой офисный работник. К тому же, у Поттера на лице написано, что он страдает от фатального кризиса личности. Мы сидим в кают-компании, время на часах – 18:33, на столе пиво.

М.П.: Я всегда мечтал стать пилотом, но у меня проблема с реакцией организма на эти препараты для перегрузок… все время забываю, как они называются. Так что я стал методистом. Конечно, моя работа очень важна. Но… сам понимаешь. Методист.

Т.Х.: Да, чиксы на такое не клюют.

М.П.: Точно, брат. Не клюют. Каждый раз у них такое разочарование в глазах… Слушай, где ты выкопал это словечко, «чиксы»? Я его лет сто не слышал.

Т.Х.: Да вот, всплыло.

М.П.: Правда в том, что работа рейдеров… Тебе взять еще?

Т.Х.: Да, спасибо.

М.П.: Так вот, работа рейдеров, это всего лишь треть нашего общего дела. Причем, технически, не самая сложная. Но… они герои, Том. А мы – что-то вроде обслуживающего персонала. Так это воспринимают посторонние.

Т.Х.: Матиас, но тест на препараты от перегрузок делают только при поступлении в разведку. Ты мог бы стать пилотом межпланетника и даже межсистемника.

Матиас достает из кармана консоль, загружает фото, на нем два младенца: мальчик и девочка.

М.П.: Это мой прадед, а это его сестра-близнец. Они оказались на разных кораблях… Отец застал прадеда живым. Говорит, тот был уверен, что его сестра жива. Вроде как, близнецы такое чувствуют… Понимаешь?

Т.Х.: Поэтому ты пошел в Дальнюю Разведку? Из-за фотографий?

М.П.: Да. И другие такие же фотографии. Ты понимаешь, это словами трудно выразить, но вроде как получается, что я не могу оставаться в стороне от этого поиска. То есть… НУ да, я мог бы стать пилотом межпланетника, и чиксы относились бы ко мне, как к пилоту. Но… Я так не могу. Мое место здесь. Хочу хоть что-то сделать. Хоть что-то, понимаешь?

Т.Х.: А если ничего не получится? Если все поиски окажутся напрасными?

М.П.: В этом не будет моей вины.

Т.Х.: Значит, дело в вине? Ты чувствуешь себя виноватым за то, что жив, за то твои родители долетели до Спасения, а другие нет?

М.П.: Нет… Хотя, может быть. Я в таком ключе никогда не думал. На самом деле… фишка в том, что я хороший методист, и мне нравится моя работа. Это не круто, но это правда, я реально кайфую, делая свое дело. И я мог бы делать это и дома, и на любой другой планете. Просто, здесь в этом есть смысл. Знаешь, это как все время мечтать о чем-то большем. Кому-то всегда мало денег, кто-то хочет квартиру выше этажом, с тремя сортирами, или экран консоли во всю стену. И ничего плохого в этом нет, просто… А что дальше? Ну вот, ты купил этот гребанный экран. Что дальше?

Т.Х.: А у тебя что дальше?

М.П.: Космос. Он же бесконечный. Здесь все время, чего бы ты ни достиг, есть что-то еще. И вот это «что-то еще»… Я никогда не упрусь в стену, понимаешь, Том? Потому что нет никаких стен. Будешь еще пиво?

Вот и вся беседа. Редактора говорят – она никакая. Да, в ней нет ничего особенного, но, да будет вам известно, из таких людей тоже состоит Дальняя Разведка. У каждого своя история, у каждого есть причина находиться за многие световые годы от дома. И пусть не все они штурмуют НИЧТО с штурвалом в руках. Не все упрямо хмурят брови, преодолевая невзгоды и опасности. Но все делают то, что нам всем, вдавленным в просиженные диваны, понять не дано. А если дано, то ничего хорошего это о нас не говорит, ведь мы понимаем, и все равно сидим на этих проклятых диванах.