Шрифт:
На скотоводческой ферме не так-то просто установить проволочные изгороди, достаточно прочные для того, чтобы не выпускать наружу бычков. Потому экономически выгодно заменить крепкие изгороди такого типа изгородью с одной или двумя сравнительно тонкими нитками проволоки, по которым пущен электрический ток; напряжение тока довольно велико, и животное получает ощутимый удар, когда замыкает своим телом электрическую цепь. Изгородь способна сработать несколько раз, а после этого она будет выполняет свою функцию не потому, что может механически отгонять бычков при помощи электрических разрядов, а потому, что у бычка возникает условный рефлекс, побуждающий держаться подальше от изгороди. Тут непосредственным раздражителем для рефлекса выступает боль, а всякое животное норовит избегать боли, это непременное условие продолжения жизни. Вторичным раздражителем для рефлекса оказывается вид изгороди. Помимо голода и боли существуют другие раздражители, стимулирующие появление условного рефлекса. Называть их эмоциональными состояниями – значит прибегать к антропоморфическому языку, но такой антропоморфизм не понадобится, если описывать их как состояния, имеющие общее важное значение для животного, чего не скажешь о многих других состояниях. Этот опыт, назовем мы его эмоциональным или как-то еще, провоцирует появление сильных рефлексов. При формировании условных рефлексов как таковых рефлекторная реакция преобразуется в одно из этих состояний раздражения. Состояние раздражения часто возникает одновременно с появлением раздражителя. Изменение стимула, вызывающего данную реакцию, должно иметь свой коррелят в нервной системе в виде открытия синапсических путей, что ведут к реакции, но в остальных случаях пребывали бы закрытыми, – или в закрытии тех, что иначе оставались бы открытыми; в итоге возникает, как выражаются кибернетики, изменение тейпинга.
Такому изменению тейпинга предшествует непрерывная ассоциация старого и сильного естественного раздражителя конкретной реакции с новым раздражителем, ему сопутствующим. Как если бы старый раздражитель был наделен способностью изменять «проницаемость» путей передачи сообщений в то самое время, когда он активен. Любопытно, что новый активный раздражитель не нуждается ни в каких предварительно задаваемых свойствах, кроме факта повторяющихся совпадений с исходным раздражителем. То есть исходный раздражитель как будто оказывает долговременное воздействие на все пути передачи сообщений в ходе своего действия (по крайней мере, на значительное их число). Произвольность вторичного раздражителя показывает, что видоизменяющий эффект исходного раздражителя распространяется широко и не ограничивается несколькими специфичными путями. Отсюда мы умозаключаем, что может иметься некоторый общий тип сообщения, порождаемый исходным раздражителем, но это сообщение циркулирует только по тем каналам, которые передавали его в примерный период действия исходного раздражителя. Последствия этого действия могут оказаться временными, но тем не менее весьма длительными. Логично предположить, что это производное действие будет происходить в синапсах, где, вероятно, на него реагируют пороги.
Концепция косвенного сигнала, который распространяется до тех пор, пока не найдет «приемник», возбуждаемый этим сигналом, выглядит достаточно привычной. Сообщения такого рода применяются очень часто в качестве сигнала тревоги. Пожарная сирена – это сигнал тревоги для всех граждан населенного пункта, прежде всего для бойцов пожарной охраны, где бы они ни находились. В шахте, когда из-за обнаружения рудничного газа мы хотим освободить от людей все отдаленные проходы, обычно разбивают сосуд с этилмеркаптаном у воздухозаборника. Нет причин думать, будто такие сигналы не могут возникать в нервной системе. Доведись мне конструировать обучаемую машину общего типа, я бы склонялся к применению описанного метода – сочетания распространяющихся повсюду сигналов «тем, кого это касается», с сигналами, идущими по локализованным каналам. Будет нетрудно разработать электротехнические способы выполнения этой задачи. Конечно, я отнюдь не хочу сказать, что обучение среди животных действительно происходит через подобное сочетание общих и локализованных сообщений. Откровенно говоря, я думаю, что это вполне возможно, но накопленных на сегодняшний день свидетельств еще недостаточно для подтверждения данной гипотезы.
Что касается природы сигналов «тем, кого это касается», то, допуская, что они существуют, я дальше забредаю на зыбкую почву умозрительных заключений. Они и вправду могут представлять собой нервные сигналы, но мне все же думается, что они суть нецифровые, аналоговые проявления механизма, отвечающего за рефлексы и мысли. Приписывать синапсические действия химическим явлениям – банальность. Фактически же в деятельности нервов невозможно отделить химические потенциалы от электрических; следовательно, утверждать, будто некое отдельно взятое действие является химическим, почти бессмысленно. Однако не окажется серьезным расхождением с общепринятой точкой зрения идея о том, что хотя бы одной из причин (или одним из сопутствующих обстоятельств) синапсического изменения является химическое изменение, проявляющееся локально, вне зависимости от своего происхождения. Такое изменение вполне может обусловливаться локально передаваемыми нервной системой выходящими сигналами. Также возможно, что изменения такого рода могут вызываться частично химическими изменениями, передаваемыми обычно через кровь, а вовсе не нервами. Не исключено, что сигналы «тем, кого это касается», передаются нервной системой и проявляются локально в форме того рода химических действий, что сопровождают синапсические изменения. Для меня как инженера передача сигналов «тем, кого это касается», представляется экономически обоснованной через кровь, а не через нервы. Впрочем, доказательствами я не располагаю.
Запомним, что воздействие сигналов «тем, кого это касается» в какой-то степени аналогично изменениям в системах управления зенитными орудиями, которые передают все новые статистические данные в приборы, а не тем изменениям, когда устройствам передаются напрямую только специфические числовые данные. В обоих случаях перед нами действие, подготавливаемое, вероятно, в течение длительного времени и призванное иметь последствия с продолжительным эффектом.
Скорость, с какой условный рефлекс отзывается на раздражитель, не обязательно указывает, что обусловливание рефлекса является быстрым делом. Поэтому мне кажется вполне приемлемой гипотеза, что сообщение, вызывающее такое обусловливание, передается по медленному, но проникающему повсюду кровотоку.
Мысль о том, что фиксирующее влияние голода или боли (или прочих раздражителей, способных вызвать условный рефлекс) передается через кровь, уже представляет собой значительное сужение моей первоначальной точки зрения. Дальнейшие ограничения неизбежны, попытайся я определить природу этого неизвестного, распространяемого через кровь влияния, если оно существует. Тот факт, что кровь содержит вещества, способные прямо или косвенно изменять нервное действие, кажется мне вполне вероятным; об этом свидетельствуют действия отдельных гормонов или веществ внутренней секреции. Впрочем, я не утверждаю, что влияние на синапсические пороги, стимулирующее обучение, есть плод специфических гормонов. Да, велик соблазн отыскать общий знаменатель голода и вызываемой электрической изгородью боли в чем-нибудь, что можно назвать эмоцией, но было бы безрассудно приписывать эмоцию всему, что обусловливает рефлексы, без какого-либо дальнейшего рассмотрения их специфической природы.
Тем не менее любопытно было бы узнать, что род явлений, который субъективно фиксируется как эмоции, может быть не только бесполезным эпифеноменом нервного действия, но и способен управлять некоторыми существенными стадиями обучения и других подобных процессов. Не буду говорить, что это на самом деле так, но скажу, что тем психологам, которые проводят резкое, непреодолимое различие между эмоциями человека и эмоциями других живых организмов, а также между реагированиями автоматических механизмов современного типа, следует проявлять такую же осторожность в своих отрицаниях, какую я проявляю в своих предположениях.
Глава IV. Механизм и история языка
Разумеется, никакая теория коммуникации не сможет избежать обсуждения языка. Ведь язык в известном смысле является другим названием самой коммуникации, а также этим словом обозначаются те коды, посредством которых осуществляется коммуникация. Мы увидим далее в этой главе, что использование зашифрованных и дешифрованных сообщений весьма важно, причем не только для людей, но и для других живых организмов, а также для машин, используемых людьми. Птицы коммуницируют друг с другом, обезьяны и насекомые общаются друг с другом, и во всех этих коммуникациях используются те или иные сигналы и символы, которые могут быть поняты только в силу знакомства коммуникантов с системой применяемых кодов.
Конец ознакомительного фрагмента.