Семён глубже надвинул на лоб фуражку. Облизнув потрескавшиеся губы, нехотя протянул:

— Д-да, шпарят…

Тихон ещё ниже опустил голову. Он застыл, не шевелясь, весь отдавшись глубокому раздумью.

В это время Семёна окликнул сосед по левую сторону, старик Василенко. Когда Семён оглянулся, Василенко во всё лицо заулыбался:

— Василь Иваныч прискакал!

Весть о приезде Чапаева в несколько секунд облетела всех бойцов. Красноармейцы оглядывались, желая поскорее увидеть начбрига. Все оживились, повеселели. Стали перебрасываться словами:

— Теперь, ребята, не тужи!

— Узнает нынче враг, где раки зимуют!

Руководство операцией начбриг взял на себя.

Чапаев приказал сейчас же выдать бойцам запас патронов, обнести цепи водой.

— Предупреждаю: все должны быть готовыми к атаке, — сказал Василий Иванович командирам.

Встав во весь рост в тачанке, Чапаев долго разглядывал в бинокль позиции противника, намечая, куда поставить пулемёты. Посвистывая, пролетали пули, но он, казалось, ничего не замечал.

На солнце набежало дымчатое облачко с белой пенной опушкой, и тут же из степи вдруг налетел ветер и окутал цепи чёрной пылью.

Начбриг спрыгнул на землю и указал места, где требовалось установить пулемёты.

Подошёл Исаев с кружкой холодной колодезной воды. Чуть улыбаясь, сказал:

— Испить не хочешь, Василий Иванович?

Чапаев напился и, расправляя усы указательным пальцем правой руки, зашагал. Ординарец последовал за ним.

Прошли в первую цепь. Бойцы посторонились, уступая место, и начбриг с ординарцем легли на землю.

Была дана команда: «К перебежке приготовиться!» И все замерли, готовые в любое мгновение вскочить, броситься вперёд. Настороженная тишина длилась секунду, другую, третью. И хотя все только и ждали короткого, отрывистого слова «перебежка», оно, казалось, прозвучало совсем неожиданно.

— Перебежка! — закричал Чапаев, и цепь, как один человек, взметнулась, поднялась. — Бегом!

И все бросились вперёд.

Поддерживая левой рукой шашку, начбриг бежал вместе со всеми, то смотря прямо перед собой, то оглядываясь на цепь, ощетинившуюся штыками.

Затарахтело несколько вражеских пулемётов.

— Ложись!

…С каждой перебежкой расстояние до переправы сокращалось. Уже отчётливо были видны камыши у противоположного берега Большого Иргиза.

Когда Семён Кузнецов осторожно приподнял голову и посмотрел прямо перед собой, у него от изумления широко открылись глаза.

В течение дня Семён не один раз видел жаркий Иргиз, но вот почему-то лишь сейчас эта знакомая с детства мелководная, извилистая степная речушка вдруг показалась ему какой-то необыкновенной, трогательно-волнующей.

Точно зачарованные, смотрели в тихую, небыструю речку и сонно поникшие камыши, и сургучно-глинистый крутой берег, и кустарник с сизыми обмякшими листочками, и голубеющее бездонное небо. Семён на какое-то мгновение забыл и о войне, и о пролетавших над головой пулях, и о том, что, может быть, его скоро не будет в живых.

Вспомнились Семёну весёлые мальчишеские поездки в ночное, рыбалки на заре и многое, многое другое, такое близкое, родное.

Внезапно что-то прожужжало, и рядом с вытянутой рукой Кузнецова взбугрилась земля.

— Нагни голову! — услышал Семён голос Василенко, строгий и незнакомый, и тут же пришёл в себя.

«Ведь это пуля чуть не задела меня», — пронеслось в голове у Семёна, и сознание близкой опасности сразу сковало его.

Цепи лежали в напряжённом молчании. Перебежки кончились. Сейчас начнётся атака… И вот наконец наступило то, о чём думал каждый в эти пять минут, показавшиеся вечностью:

— В атаку-у!.. Ур-ра-а!..

Бойцы поднялись, выпрямились и ринулись вперёд, сотрясая воздух мощным, непрерывным «ура».

Семён бежал в одной цепи со всеми. Как и все, он кричал «ура» и удивлялся, как это минуту назад он мог поддаться страху. Его настоящим желанием было стремление вперёд. Вперёд и вперёд! Скорее смять, сокрушить врага! О смерти, которая в любое мгновение может оборвать его жизнь, он больше не думал.

Семён увидел Чапаева. Взмахивая шашкой, начбриг бежал на полшага впереди цепи.

«Вот он, наш Иваныч, с нами!» — подумал Семён и, прислушиваясь к привычному, ободряющему топоту, оглянулся назад, на своих товарищей. В тот же миг на виске у брата Тихона он увидел красное расплывшееся пятнышко.

Семён ещё не успел спросить себя: «Что с братом? Ранен?», как Тихон пошатнулся и, выронив из рук винтовку, плашмя повалился на землю.

Несколько неприятельских солдат выскочили из окопа и кинулись назад к мосту. Красноармейские цепи ещё громче закричали «ура».