Когда я вернулся в нашу каюту, миссис Корнелиус пришла в себя и разделась. Она как раз подвивала волосы с помощью листков бумаги.

— Надесь, я тебя не огорчила, Иван. Та история, шо мы сказали, была маленько неправильной, но я не хотела, шоб у Джека были проблемы.

— Вы солгали! — Мне стало дурно, на миг меня охватили подозрения.

— Да, не было никаких грузин. Мы попали в каталажку к русским п’лисменам. Выпили. — Она искоса посмотрела на меня. — Ну и маленькое ’обуянили, ха–ха. Эт Джек помог нам выпутаться, дал на лапу. И имена назвал не те.

Мои подозрения улеглись. Теперь я всей душой сочувствовал ей. Я знаю, что такое жить в тюрьме. Это унизительно. Люди, которые в Киеве показывали на меня пальцами, даже не могли представить, что я перенес. Меня лишили индивидуальности. Они могут меня обвинять — я себя виновным не считаю. Назвал несколько имен — ну и что, эти имена и так уже есть в списках. Это было пустой формальностью, чтобы варта [26] освободила меня. Я никого не предавал. Красные называли меня спекулянтом и информатором. Так будет всегда. Это ревность. Они не знают, что такое истинная дружба.

— Наверное, это было ужасно, — сказал я.

— Могло быть и хужее. У нас еще есть их черт’ва водка!

Она рассмеялась. Я восхищался ее храбростью. Миссис Корнелиус была так же отважна, как и я.

— Но больше никому ни слова. — Она приложила палец к своим восхитительным губам. — А то Джеку достанется.

— Тем не менее я поблагодарю его за то, что он сделал, — сказал я.

— Если хошь.

Она снова занялась своим туалетом, а я вернулся в бар, чтобы купить мистеру Томпсону стаканчик на ночь. Он сразу увидел, что я успокоился. Мы стояли у бара, слушая «Камаринскую», которую играл на аккордеоне один из верных присяге солдат. Некоторые дети еще пытались танцевать, а их несчастные родители говорили о смерти и пытках, о несправедливости и о погибших надеждах.

— У Джека Брэгга все в порядке? — спросил я.

— Старик на него изрядно разозлился. Но ничего особенного не случилось. Капитану с самого начала не нравилась эта прогулка. Но он, в общем, не бывает слишком строг, когда кто–то из парней слегка нарушает порядок. Пара ласковых и двойные дежурства вне очереди — все, что грозит Джеку.

Мы вышли на палубу. Дождь прекратился, и небо очистилось. Пожар угас.

— Погода должна перемениться к лучшему, когда мы поплывем в Варну, — сказал мистер Томпсон и отдал мне честь. — Что ж, доброй ночи, старик.

Я остался один. Я прогулялся по палубе, затем вернулся в каюту, улегся на верхнюю койку, выкурил сигарету, а потом долго слушал, как вздыхает и ворочается миссис Корнелиус. Я знал, что ей снятся сны, которые она называет приятными. На сей раз меня звуки не слишком беспокоили, вскоре я уснул.

Я встретил Джека Брэгга на палубе следующим утром, когда совершал обычную прогулку. Гадалка с зеленым лицом раскладывала свои карты. Она, очевидно, отыскала новую колоду. Как раз когда я проходил мимо, у нее легли верно все карты. Русский корабль уплыл ночью, и его место заняла двухмачтовая шхуна. Солнце светило ярко. Казалось, Батум снова стал чудесным городом. Я подошел к краю палубы и посмотрел вниз, на шхуну. Ее оборванные матросы все еще спали на палубе. Армяне, турки, русские, греки, грузины были похожи на пиратов из книг девятнадцатого века. Они носили пистолеты и ножи, а одежда их представляла безумную смесь разных мундиров, западных и восточных. Эти матросы немного напомнили мне анархистов Махно. Мы с Джеком повстречались на корме. Он стоял на вахте с полуночи. Его глаза покраснели, на подбородке виднелась щетина.

— Госпожа Пятницкая рассказала мне вчера вечером всю правду, — сказал я. Он, кажется, слегка встревожился, но потом заметил, что я не сержусь. — О том, как вы вызволили ее из тюрьмы, — добавил я.

— О! — прохрипел он. — Это пустяки. В наши дни несколько английских соверенов могут творить чудеса. — Тут он побледнел еще сильнее. — Должно быть, вы считаете меня ужасным мерзавцем, который сбил с пути вашу жену.

Я сумел улыбнуться:

— Ерунда. Насколько я ее знаю, именно она все и устроила! Как капитан воспринял все это?

— Не так уж плохо, по правде сказать. Вот что… Как думаете, те парни — контрабандисты? — Он указал на шхуну.

— Очень похоже. Они тут повсюду, верно? Несомненно, они используют нынешнюю ситуацию в своих интересах.

— Считается, что в этих водах все еще есть корсары. — Джек Брэгг покачнулся. Солнечные лучи коснулись его налитых кровью глаз и грязных светлых волос. При этом освещении его кожа показалась совсем серой. — Что скажете, мистер Пьятницки? Представляете, как пройдете по доске?

— Вам лучше лечь и выспаться. — Я развеселился. — Обещаю предупредить вас, если увижу на горизонте череп и скрещенные кости.

Он сонно поплелся по палубе и едва не наткнулся на провидицу, которая раскладывала свои карты. Я продолжал разглядывать шхуну. Она была очень грязной. Свернутый парус, похоже, чинили много раз. Я понятия не имел, откуда это судно, но разобрал на борту надпись на русском: «Феникс». Вероятно, шхуна начинала свою жизнь как рыболовное судно. Некоторые из спящих людей были одеты в поношенные русские морские мундиры. Другие носили армейские френчи, дорогие кавалерийские сапоги, артиллерийские фуражки. Они, несомненно, регулярно плавали из турецких черноморских портов в уцелевшие города свободной России. Вполне вероятно, что они перевозили и пассажиров за немалую цену. Я не мог их ни в чем винить. У них не останется будущего, если красные победят.