– А где сейчас дядя Ракеш? – спросила я.

Папа тяжело вздохнул:

– Он погиб под колесами автомобиля, пытаясь спасти пешехода. Умер, стараясь помочь другому. Знаешь, Тара, я все время хотел вырасти таким, как он. Он, можно сказать, живет во мне. Но в молодости я со своими бунтарскими идеями едва не устроил в деревне революцию. Сейчас я полагаю, что донести до людей эти мысли можно более мирными способами. И тем не менее мне по-прежнему очень хочется, чтобы люди открыли глаза и осознали, что человечность намного важнее каст или даже религии. И что у каждого человека есть права, а обходиться с другими плохо – это грех.

Для папы это были не просто слова. Каждую благую мысль он старался воплотить в жизнь. Я помню, как папа привел к нам домой первого ребенка, подобранного на вокзале, восьмилетнего беспризорника Арама с обожженным лицом. Папа сказал, что ни одна пара не захотела не то что усыновлять Арама, но даже взять его к себе ненадолго.

– Пусть он поживет у нас несколько дней. Я найду ему дом, – уверял папа ааи.

– По-твоему, таким детям самое место в нашем доме? – мягко поинтересовалась ааи.

Папа посмотрел на нее, но промолчал.

В первую ночь, пока родители не проснулись и не утихомирили его, Арам перебил всю посуду на кухне. Во вторую ночь, раздобыв ножницы, он изрезал шторы и одежду, до которой сумел добраться. Наутро после этого ааи расплакалась прямо за столом и деликатно напомнила папе, что тот обещал подыскать Араму дом. Из-за случившегося ааи старалась оградить меня от общения с подобными детьми, попадавшими к нам в дом, и запрещала мне разговаривать с ними.

– Это плохая компания для тебя, – говорила она.

Видимо, чтобы преодолеть предрассудки жены, папа попросил ее обучать этих детей работе по дому – мол, в жизни пригодится. Судя по всему, ааи отнеслась к его просьбе со всей серьезностью, и с той поры все жившие у нас дети вполне сносно управлялись с домашними делами: мыли посуду, стирали одежду, натирали полы и бегали по разным поручениям. До появления Мукты ааи ни разу не пожаловалась папе и никогда не сетовала на то, что ей приходится присматривать за этими дурно воспитанными и озлобленными детьми. А потом в нашу жизнь пришла одинокая и потерянная Мукта – и ааи словно прорвало.

Я лишь сейчас понимаю, как страдала ааи из-за папиной добросердечности. Каждый раз, когда папа приводил в дом малолетнего бездомного сироту, ааи заботилась об этом чужом ребенке, безропотно кормила и обстирывала его. Были среди детей проказники, далеко не все рвались помогать ей по дому, а некоторые, злые на весь мир за то, что их бросили, даже открыто грубили. Наверное, у каждого есть своя точка кипения – вот и появление Мукты раскрыло темные стороны характера ааи. Когда в нашем доме поселилась Мукта, ааи часто говорила мне:

– Знай я, что мне уготовано такое, никогда не сбежала бы из деревни!

Сейчас, надраивая полы, я размышляла о воспитании моей ааи – девушки из высшей касты, привыкшей с пренебрежением смотреть на таких детей, и о свободном от предрассудков папе, всегда готовом помочь. Несмотря на совершенно разные системы ценностей, ааи и папа очень любили друг друга. По крайней мере, мне нравилось так думать.

Расправившись с пылью в гостиной, я огляделась. В квартире еще оставались уголки, требовавшие уборки, но я решила отложить ее до следующего дня. Я сгрызла припасенные заранее батончики мюсли, рухнула на диван и, глядя, как клонится к закату солнце, принялась вспоминать лето 1988 года, когда в нашей жизни появилась Мукта.

Когда я смирилась с жизнью без отца, мне было почти десять лет. Амма тоже научилась уживаться с мыслью, что отец никогда не вернется. После случившегося возле усадьбы заминдара она больше не заговаривала о нем, и утрата надежды навсегда поселилась в ее глазах. Страдания обладают одним удивительным свойством – они проникают так глубоко, что порой вернуться к себе прежнему уже нельзя. Можно даже заболеть, да так, что больше не поправишься. Именно это и случилось с моей аммой. Начиналась тяжелая пора.

Амма серьезно заболела, но недуг, которому суждено было разрушить ее тело, только-только поселился в ней. Впрочем, тогда я об этом не подозревала. Я видела лишь, что днем она бродит унылая, а ночью ее мучают тяжелые думы. Видела, что под глазами у нее залегли темные тени, а когда-то пышущая здоровьем кожа побледнела. Мужчины давно забыли дорогу к нашим дверям, и домашние хлопоты почти полностью легли на мои плечи. Я варила дал и рис, таскала воду из колодца, прибиралась, стирала, мыла посуду. Теперь, когда амма мне не помогала, работа стала бесконечной.