Не спеша беседуя о том, что сейчас происходит в поместье-столице, они спустились в подземелья. Пограничная крепость представляла собой массивный замок с высокой крепостной стеной. Не верилось, что это строили эльфы. Но тем не менее в толще земли имелся облицованный камнем спуск вниз. Крутые ступени поистёрлись от времени. Факел в руке лорда Салаора освещал низкой свод, пятна лишайника тут и там, потеки и пятна от сырости — сказывалась близость реки.

Внизу на площадке имелись четыре крепких деревянных двери, обитые железом. Охтайр провел ладонью по скобам и ощутил слабый укол:

— Магическая защита?

— Приходится быть осторожными.

— Открывайте.

— Вы уверены, что справитесь один? Может быть…

— Ничего не надо, — денщик наследника полез за пазуху, выуживая кристалл горного хрусталя на цепочке. — Видящая Хозяйка снабдила меня всем необходимым.

В этом была кое-какая правда — старая Хозяйка действительно однажды поделилась с учеником горстью амулетов. Полукровка припрятал некоторые из них на всякий случай, но пользоваться не спешил.

Дверь отворилась. Из темной камеры пахнуло спертым воздухом, запахами гнилой соломы, мочи, пота, мускуса и какой-то кислятины. Не слишком приятная смесь запахов, но Охтайр сделал глубокий вдох. В его детстве, далёком и полузабытом, орки пахли почти также. А несколько лет бродячей жизни в лесу, да ещё в компании троллихи, вовсе отучили его быть брезгливым.

Протянув руку, он взял у своего спутника факел и бестрепетно шагнул в камеру, немного наклонившись перед низкой притолокой и не обращая внимания на протесты командира гарнизона.

Пленные сидели или лежали на соломе, которая начала преть от сырости. Все они были в ошейниках, прикованных к торчащим из стен скобам. Камера внутри оказалась достаточно просторной, а цепи — слишком короткими для того, чтобы заключенные могли устроиться рядом. Каждый из четырех был прикован в своем углу. Перед каждым на полу стояла миска с едой и кружка с водой. Единственный источник света — плававший в жиру фитилёк — горел плохо, чадил и дымился.

— Пятеро, — пересчитал Охтайр. — Писали о шестерых?

— Шестой поднял бунт. Напал на охранника, и его пришлось убить. Он сидел вот тут, — лорд Салаор указал на пустой ошейник, валявшийся в двух шагах от двери. Да, тот, кого сюда посадили, вполне мог бы дотянуться и попытаться схватить входящего.

— Что ж, сойдут и пятеро. Оставьте нас.

— Но по инструкции…

— У меня приказ лорда Наместника! Выполняйте!

— Если что, я вас предупредил, — рыцарь попятился.

Дождавшись, пока за ним закроется дверь, Охтайр воткнул факел в щель над входом и, скрестив руки на груди, внимательно окинул взглядом пленных. Пять пар глаз внимательно смотрели на него.

— Вы не догадываетесь, зачем я здесь, братья, — начал он.

— Светловолосый нам не брат, — сдержанно прорычал один из орков.

Денщик потёр пальцами висок. Там виднелся давно заживший шрам — много лет назад тут он срезал прядь волос, прихватив и лоскут кожи. Он нарочно продемонстрировал его, чтобы пленные заметили и правильно его поняли.

— Мой отец был из вашего племени, — сказал Охтайр. — Мою мать убили за то, что она любила его и родила меня. Я — полукровка. И немного шаман. И это по моему зову вы пришли на Архипелаг.

— У светловоловых нет шаманов. У них есть только проклятые ведьмы, — презрительно сплюнул орк и добавил несколько слов, характеризующих волшебниц далеко не лестно. Охтайр практически не знал языка своего отца, кроме нескольких самых простых слов, но всё понял по интонациям.

— Значит, ты мне не веришь? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Да кто ты такой, чтобы тебя вообще слушать!

— Кто? Твоё спасение. Или смерть.

— Докажи! — скривился орк.

Денщик усмехнулся. Он был готов к такому повороту событий. Протянув руку в сторону говоруна, он растопырил пальцы, словно обхватывая что-то невидимое, напряг, смыкая их, потянул на себя — и орк внезапно захрипел, выкатывая глаза и скаля зубы. Задёргался в судорогах, рванул себя за горло, как будто его душила невидимая удавка. И без того тёмное, лицо его побагровело, белки глаз налились кровью. С губ сорвалось короткое проклятье. Он сопротивлялся отчаянно, но его мучитель лишь улыбался, сверкая зелеными глазами.

Четверо других орков заволновались. Они рвались с цепей, как дикие звери, на помощь задыхающемуся товарищу.

— Перестань! — воскликнул один. — Отпусти его!

— Он во мне сомневался! — зло и весело откликнулся Охтайр, усиливая нажим. — Он поплатится за это!

— Отпусти, шаман! Отпусти!

Громкие крики орков эхом метались под низким сводом подвала. Пленные бесновались, в бессильной ярости стучали кулаками по стенам и полу, рвались с цепей, как свора злых псов. Медленно умиравший от удушья орк распростёрся на соломе, дёргаясь в судорогах. Охтайр сверху вниз взирал на тело у своих ног, и от его улыбки у пленных в душах поднимался страх.

— Он усомнился во мне, — бесстрастно промолвил полукровка. — Есть ли кто-то ещё, кто не верит?

— Верим! Верим! — загомонили остальные. — Ты — могучий шаман! Только отпусти! Отпусти его.

— Пойдёте ли вы за мной, если я сделаю это? — низкий голос Охтайра раскатился по подвалу.

— Пойдём, шаман, пойдём.

— Исполните ли вы то, что я прикажу?

— Да, шаман! Да!

— Тогда…

Испустив глубокий вздох и словно показывая, как нелегко далось ему это решение, денщик медленно расслабил пальцы. Когда они разжались, отпуская что-то невидимое, уже почти задохнувшийся пленник вдруг задышал, жадно, со стонами и хрипом хватая воздух разинутым ртом. На глазах его показались злые слёзы. Воин плакал от унижения и бессилия, а ещё — от страха, что осмелился вызвать недовольство могучего шамана. Орки преклонялись перед теми, кто обладал магической силой. После воина и кузнеца — шаман был третьим, кого почитали и уважали в любом селении. Но если воином или кузнецом нужно было родиться — существовала целая каста воинов — то шаманом мог стать любой. Орки могли окружить почётом даже гоблина, если вдруг у него обнаружилась бы волшебная сила. И даже эльфийские волшебницы-Видящие были для них в какой-то мере священны.