Нулевой говорит не сразу, он будто тщательно раздумывает свой ответ. А потом все же выдает:

— Он испугался тех, что видел перед собой.

— А мне подсказывает, что он больше всего боялся того, кто орал на него. Но это и так понятно, — вмешивается Никитос. — Если бы тот не послушался, то сам бы в реку канул.

— Верно мыслите, — хвалит командира нулевой. — А дальше они высаживаются недалеко от города, где за пару километров расположился завод.

— Автомобильный завод. Знакомо мне местечко, — подает свой голос Оксиген. Тот громко цокает языком.

«Точно убежище? Я не совсем уверен в этом».

— Убежище? — словно читает мои мысли Андрей Егерь.

— Предположим. А дальше что? — не унимается Никитос.

— Прикончить их надо. Вот что, — напыживается егерь. — Наверняка, Бугор там. Тем более до завода не так уж и далеко.

На тот момент эфемерная оболочка застывает, картинка исчезает, и страхи унарника на том кончаются. Далее нулевой втягивает всю оболочку в себя, и на его прозрачном лице отражается некий оттенок наслаждения.

— Дичайший страх съеден. Вкусно, однако. Пусть и репутация отрицательная, — довольно произносит призрак.

Я теперь знаю примерное нахождение тех бандитов. Автомобильный завод у нас один, и его трудно не запомнить. Их главное убежище. Примерно так.

Взираю на пробудившего унарника. Получается, Мотор и Сандра погибли не по его вине. Все из-за командующего, который заставил того нажать на спусковой крючок.

Тем временем унарник, как марионетка, стал подвластен только призраку. Нулевой на наших глазах сделал так, что бандит вскочил, стал бессвязно что-то говорить и, побежав к обрыву, сиганул вниз. Его крик резко обрывается.

Мы осторожно подходим к злосчастной яме и видим ужасную картину. Железная арматура, что застряла между хитросплетенными трубами, насквозь пробила позвоночник жертве. Унарник испускает дух и исчезает, растворяясь в воздухе черной аурой.

Вот вам и самоубийство, подстроенное самим нулевым. А призраки оказывается беспощадные и жестокие. Сначала пожирают лакомые кусочки страха, а потом безжалостно убивают. Не слишком хитрое занятие. Лучше бы занялись спасением человечества. Только какой от них толк? Они сами как бы мертвецы, и им по барабану, что там живые люди еле с концами сводят.

Я невольно поправляю рюкзак, вдруг вспоминаю про код, нацарапанный самим Фотографом. Расшифровать может только майор Дикань. И нам нужно податься в бункер в первую очередь. И как можно быстрее, а то времени в обрез.

— Ладно, пошли, — говорю я.

Никитос хлопает меня по плечу.

— Ты не прогадал, — говорит он. — А теперь точно пошли.

И мы идем дальше. В свой бункер, где нас поджидает майор. Потеряли уйму времени, Фотографа не вернешь, а код нужно необходимо расшифровать, чтобы выстроить какую-то суть. Рядом со мной ровняется Андрей Егерь. Он смотрит на меня, многозначительно качает головой и тихо выдает мне на ухо:

— Узнал ту лодку, которая под помостом шуршала возле моего дома. Мне очень жаль, что тебе досталось снова увидеть своих друзей, хоть и нет их в живых.

Чувствую скованность, мне не хочется говорить про них. И мы с егерем идем молча, направляемся дальше, натирая подошвы.

Чаще всего совпадение — это чистая случайность.

До бункера дошли без напряга, если не считать той мелкоты, которая встречалась нам по дороге. Правда, самое сложное нас ожидает впереди. Когда Никитос подошел к развалюхе и открыл багажник, то чертыхнулся. Ведь вход в бункер тот запечатал на один день, а сейчас близится конец второго дня. Получается, крыша багажника была в полном доступе.

— Надеюсь, никто не сунулся туда, — успокаивает себя Никитос.

— Тут только код доступа чего стоит, — вставляет свои пять копеек егерь.

Мне сразу вспоминается условный сигнал. Пять ударов. Пауза. Еще два удара. Далее код доступа, который вызвал изначально дикое недоразумение, а потом некую нервозность. «Как дела, крошка?» Звучит как-то… Брр!

Спускаемся по ступенькам, проходим лазейку, сделанную из шлакобетона. Снова перед нами вырастают гермодвери. Никитос делает тот же сигнал.

Повисла неловкая пауза, за «гермой» пока никто не отвечает, и нас это вгоняет в чувство отчаяния. Наши нервы натянуты как струны, напряжение растет и сводит челюсть.

— Код доступа, — голос за «гермой», как лавандовое масло, приводит нас к спокойствию.

Снова «Как дела, крошка?», и гермодвери открываются. Те же охранники с колючими взглядами закрывают за нами.

Сразу бежим к начальнику бункера. Майор Дикань на месте, и сейчас внимательно нас слушает. Никитос рассказывает все как есть, говорит про нынешнее положение наших дел. Самое трудное дается рассказ про Фотографа, который на наших глазах умирает от нехватки очков репутации, которые не смогли залечить раны полностью. Раны не заживают просто так, они оставляют потом следы и шрамы.