Барнс Джулиан
Шрифт:
– А что случилось с обитателями Старого Рая?
Маргарет пожала плечами с самодовольным видом, точно глава планового отдела какой-нибудь корпорации, чьи прогнозы оправдались с точностью до последнего десятичного знака.
– Вымерли.
– То есть как это? Вы хотите сказать, что закрыли Старый Рай, и поэтому они вымерли?
– Нет-нет, что вы, наоборот. У нас тут другие законы. По конституции Старый Рай должен функционировать до тех пор, пока он нужен его обитателям.
– А кто-нибудь из его обитателей еще жив?
– По-моему, да, но их очень мало.
– Можно мне встретиться хотя бы с одним?
– К сожалению, они никого не принимают. Раньше принимали. Но люди из Нового Рая обычно вели себя как в увеселительном парке с уродцами, показывали пальцем и задавали глупые вопросы. Поэтому обитатели Старого Рая отказались встречаться с ними. Стали говорить только друг с другом. Потом начали вымирать. Теперь их уже совсем немного. Мы им, конечно, ведем учет.
– А они бесплотные?
– Кто да, а кто и нет. Зависит от секты. Тем, кто бесплотен, разумеется, нетрудно избегать встреч с обитателями Нового Рая.
Ну что ж, какой-то резон в этом был. Резон был во всем, кроме самого главного.
– А что вы имели в виду, когда сказали, что другие вымерли?
– Каждому предоставлена возможность умереть, если он захочет.
– А я и не знал.
– Вот видите, тут есть свои маленькие сюрпризы. Неужели вы действительно хотели бы знать все наперед?
– А как они умирают? Накладывают на себя руки? Или вы их убиваете?
Маргарет была заметно шокирована такими грубыми предположениями.
– Боже мой, нет. Я же сказала: у нас демократия. Хотите умереть умирайте. Просто надо хотеть этого достаточно долго, и тогда оно происходит само собой. Смерть больше не является делом случая или горькой неизбежностью, как было в первый раз. Воля человека для нас закон, вы ведь и сами это заметили.
Я не был уверен, что правильно все понял. Мне надо было пойти и переварить услышанное.
– Скажите,- спросил я,- а эти мои переживания насчет гольфа и прочего - они как, и у других тоже бывают?
– В общем-то да. Люди часто прося! у нас, например, плохой погоды или каких-нибудь неприятностей. Они скучают по неприятностям. Некоторые просят боли.
– Боли?
– Ну да. Вот вы, скажем, как-то жаловались, что у вас не бывает такой усталости, от которой - по вашему же выражению - помереть хочется. Ваши слова показались мне любопытными. Люди просят боли, и не так уж редко. Кое-кто даже настаивает на операции. Не на косметической, а на серьезной.
– И вы соглашаетесь?
– Только если они упорствуют. Сначала мы пробуем убедить их, что желание оперироваться на самом деле обусловлено чем-то другим. Обычно нам это удается.
– А сколько людей используют возможность умереть?
Она посмотрела на меня спокойно, точно призывая не волноваться.
– Да все сто процентов, конечно. Через много тысячелетий, разумеется, если считать по-старому. Но раньше или позже эту возможность использует каждый.
– Так, стало быть, тут все как в первый раз? В конце концов обязательно умираешь?
– Да, но не забывайте, что качество жизни здесь значительно выше. Люди умирают не прежде, чем сами решат расстаться с жизнью. Во второй раз это гораздо более приемлемо, чем в первый, потому что совершается добровольно.Она помедлила, затем добавила: - Как я уже говорила, мы прислушиваемся к нуждам людей.
Я ее не винил. Не в моих это привычках. Я просто хотел разобраться, как у них тут все устроено.
– Выходит... что даже верующие люди, которые попали сюда затем, чтобы вечно славить Бога... выходит, что через несколько лет, или веков, или тысячелетий они тоже сдают позиции?
– Вы правы. Я говорила вам, что у нас еще есть обитатели Старого Рая, но их число постоянно сокращается.
– А кто начинает просить смерти раньше всех?
– Мне кажется, "просить" - не то слово. Не просить, а хотеть. Ошибок тут не бывает. Если вы достаточно сильно этого хотите, вы умираете - вот главное правило.
– Ага.
– Ну да. А насчет вашего вопроса - боюсь, что раньше всех начинают желать смерти люди, немного похожие на вас. Те, кто хочет заполнить вечность сексом, пивом, наркотиками, гоночными автомобилями и так далее. Сначала они не могут поверить в свое везение, а через несколько столетий не могут поверить в свое невезение. Начинают понимать, что такие уж они люди. Слишком стремятся быть самими собой. Тысячелетие за тысячелетием - и все самими собой. Вот они-то обычно и умирают скорее прочих.