Шрифт:
Мистер Пендлетон не ответил. Лицо его на фоне белой подушки казалось ужасно белым – таким белым, что Поллианна испугалась. Она нерешительно поднялась с места.
– Может быть, мне лучше уйти, – предложила она. – Я… я надеюсь, вам понравится… студень.
Мужчина неожиданно повернул голову и открыл глаза. В их темной глубине была какая-то странная тоска, которую заметила даже Поллианна и которая поразила ее.
– Значит, ты – племянница мисс Полли Харрингтон, – сказал он мягко.
– Да, сэр.
Темные глаза мужчины были по-прежнему устремлены на ее лицо, пока Поллианна, ощущавшая смутное беспокойство, не пробормотала:
– Я… я думаю, вы ее знаете.
Губы Джона Пендлетона искривила странная улыбка.
– О да, я ее знаю. – Он заколебался, но затем продолжил все с той же улыбкой: – Но… ты ведь не хочешь сказать… ты не можешь сказать, что это мисс Полли Харрингтон прислала мне этот студень?
Поллианна явно была сконфужена:
– Н-нет, сэр, это не она. Она сказала, что я ни в коем случае не должна позволить вам думать, что это от нее. Но я…
– Так я и думал, – изрек мужчина, отворачивая голову, и Поллианна, еще более сконфуженная, на цыпочках вышла из комнаты.
У ворот она увидела доктора, ожидавшего ее в своей двуколке. Санитар стоял на ступенях крыльца.
– Ну, Поллианна, могу я иметь удовольствие отвезти тебя домой? – спросил доктор, улыбаясь. – Я хотел уехать несколько минут назад, но затем мне пришло в голову подождать тебя.
– Спасибо, сэр. Я рада, что вы подождали. Я так люблю ездить, – просияла Поллианна, когда он протянул руку, чтобы помочь ей влезть в двуколку.
– Правда? – улыбнулся доктор и на прощание кивнул головой молодому человеку на ступеньках. – Насколько я могу судить, есть много вещей, которые ты «любишь». Что ты скажешь? – добавил он, когда двуколка уже быстро катилась по дороге.
Поллианна засмеялась.
– Не знаю. Но, наверное, так и есть, – согласилась она. – Я люблю почти все, что есть жизнь. Но, конечно, я не очень люблю другие вещи – шитье, чтение вслух и все такое. Это – не жизнь.
– Не жизнь? А что же это тогда?
– Тетя Полли говорит, что все это «учит жить», – вздохнула Поллианна с печальной улыбкой.
Доктор улыбнулся опять, но чуть странно.
– Она так говорит? Да, другого я от нее и не ожидал.
– Да, – ответила Поллианна. – Но я думаю совсем по-другому. Я не считаю, что нужно учиться жить. Я, во всяком случае, этого не делаю.
Доктор глубоко вздохнул.
– Но, в конце концов, моя девочка, боюсь, некоторым из нас… приходится, – заметил он и замолчал.
Поллианна, украдкой бросив взгляд на его лицо, ощутила неясную жалость. Доктор казался таким печальным. И она с беспокойством подумала, как было бы хорошо, если бы она могла сделать что-нибудь для него. Вероятно, это и побудило ее робко заметить:
– Доктор Чилтон, я думаю, что работа врача – самая радостная на свете.
Доктор удивленно обернулся:
– Самая радостная? Когда я всегда и везде встречаю так много страданий?
Она кивнула.
– Я знаю, но ведь вы помогаете… разве нет? И конечно, вы этому рады! И поэтому вы счастливее нас всех, всегда.
Глаза доктора неожиданно наполнились горячими слезами. Жизнь его была очень одинокой. У него не было ни жены, ни дома, всего лишь две комнаты, которые он снимал в пансионе и которые служили ему одновременно и кабинетом. Его профессия была ему очень дорога. И теперь, когда он глядел в сияющие глаза Поллианны, у него было такое чувство, словно чья-то любящая рука неожиданно легла на его голову в благословляющем жесте. Он знал теперь, что никогда больше ни трудная дневная работа, ни утомительные ночные бдения не будут лишены для него этого вновь обретенного энтузиазма.
– Благослови тебя Бог, девочка, – сказал он срывающимся от волнения голосом, а затем с живой улыбкой, которую так хорошо знали и любили его пациенты, добавил: – Вероятно, и доктор так же, как и его больные, нуждается в глотке этого укрепляющего лекарства!
Слова его озадачили Поллианну, она погрузилась в задумчивость, из которой ее вывел бурундучок, перебежавший дорогу перед двуколкой.
Доктор высадил Поллианну у дверей ее дома, улыбнулся Ненси, которая выскочила на крыльцо, и быстро уехал.
– Я чудесно прокатилась с доктором, – объявила Поллианна, вбегая на ступени. – Он такой милый, Ненси.
– Да ну?
– Да. И я сказала ему, что его работа самая радостная на свете.
– Да что ты говоришь! Ходить к больным или, что еще хуже, к тем, которые не больны, но считают себя больными? – На лице Ненси изобразилось глубочайшее сомнение.
Поллианна радостно засмеялась:
– Вот-вот, это почти то же самое, что и он мне сказал. Но даже и здесь есть способ радоваться! Угадай!