Приехал в Чернореченск, обсудили план. Начинаем пилить доски для домов. А я пошел дальше по заводу. Медь я привез, так что по материалам весь военный план производства обеспечен. Селитры впритык, но на то что хотели — точно хватит.

Аким.

Порасспросил я капитана шхуны про сторожевую фусту подробнее. Говорит, что на носу видел пушку, это точно. Командор мне рассказывал про османские пушки, они не чета нашим — дульнозарядные. Заряжать такую пушку, даже малого калибра, надо несколько минут. Да еще эта пушка на носу особо и не крутится по сторонам, так, слегка влево-вправо. Так что надо под первый выстрел не попасть, а там уже легче.

И еще капитан рассказал, что почти вся фуста покрыта шатром — вот они как от холода спасаются, у нас то в трюме печки есть. На фусте тоже камбуз посередке, но даже так шесть десятков человек не согреть. Это я про другое думаю. Командор наш, храни его господь, страсть как рабство ненавидит. И если кого из рабства освобождает — радуется. Вот и хочу я и фусту захватить и гребцов освободить. Но для этого фусту к нам надо перетащить. Фуста с виду чуть больше шхуны, но тяжелее раза в два. Надо попробовать ее двумя шхунами на буксир взять, у гребцов сил не хватит до Таврии дойти.

Так что пойдем тремя шхунами, солдат мне хватит два отделения, возьму командиров отделений, как командор сказал. На остальных возьмем припасу, еды жирной — чтоб гребцов в холод поддержать, воды — на фусте запас малый, говорят. Ну и дров, канатов надо взять. Ну а если с фустой не получится, гребцов на шхуны пересадим — привезем.

Вышли тремя вымпелами. Ветер крепкий, на следующий день уже увидели османский берег. Нашли вход в пролив, и вправду — бревна возят, на берегу раскладывают. Шатры поставили, плотники там и воины, вроде как. Что-то строить собираются. А вот и сторожевая фуста появилась. Делаем вид что не замечаем, надо ближе подпустить, чтобы гнались резвее. А мы на одной шхуне тут, две шхуны вдалеке стоят, даже паруса спустили — я их почти не вижу.

Вот фуста приблизилась, и мы пошли, но вполсилы, надо отвести их от берега. Отошли километров на пять. Командор говорит что на море надо милями считать. А я к километрам привык — он же как верста, только чуть короче. Пора, делаем разворот и идем почти им навстречу, так чтобы им за нами поворачивать — было против ветра. Сближаемся, сейчас могут из пушки стрельнуть. Загнал всех лишних в трюм, но рулевой и матросы на палубе. А могут же и попасть в нас! Хотя шансов мало, я как представил, как делать упреждение такой пушкой, которую и не повернуть толком, ни прицелится. Бахнули. Даже не понятно куда ядро улетело, не заметили. Все, теперь сближаемся, стрелки на палубу, к корме приближаемся. Мы идем по дуге, гребцы пытаются повернуть. Приближаемся по спирали, уже метров пятьдесят. Лучники начали по нам стрелять, мы по ним. Мои стрелки за щитами, так что у них шансов мало, а вот мы по лучникам попадаем.

Они на борт ставят маленькую пушку! Бах! Где-то удар по борту. Как же там эта команда? А! Вот! «Осмотреться в отсеках!» — кричу. И еще: «Стреляйте по пушкарям!» Но это мои и сами сообразили. Над бортом фусты ни лучников ни пушкарей уже не видно. Еще бы, сотни две патронов стрельнули. Сейчас две сотни патронов для нас мелочи, главное гильзы собрать, но все и так с мешками для сбора гильз стреляют. А вот два года назад каждый патрон экономили.

Совсем близко подошли, полетели кошки, притягиваем. Штурмовики в броне приготовились. Из трюма кричат — «Дырок нет!» Нет, и хорошо, потом разберемся. Поставили лесенки с крюками — борт фусты выше нашего — пошли штурмовики. Несколько выстрелов, через несколько секунд еще один. Кричат — чисто!

Ну и я со стрелками пошел. Воинов османских было шестнадцать, пушка на носу довольно крупная, вторая — вертлюжная, небольшая, сантиметров пять калибром. Пулями убило двух гребцов, жалко, зато остальных спасем.

Стал говорить гребцам что мы их освободим, надо только до Таврии дойти, но мы парусами поможем. Говорил на греческом, на латыни. Послышались крики на-русском — узнали нас русские полоняне. Повторил по-русски. Еще сказал, что пока расковать не можем, потерпите до порта. Но сейчас покормим. Как раз подошли остальные шхуны. На посуду мы не рассчитывали, еду придумали заранее, командор подсказал, он на выдумки мастер. А еда простая — два куска хлеба, между ними кусок жирного мяса, командор это «сэндвич» называет. Что же за слово такое — еда — а вичем кличут, как знатного.

Пока кормили-поили, две шхуна пристроились спереди, завели два якорных троса разной длины, чтобы бортами не биться. Бочонки с водой перекатили, еду перегрузили. Дрова передали на фусту, печь на камбузе топят вовсю. Еще все гребцы в овчинных тулупах, дранных-рванных, но хоть так османы их снабдили, не хотят рабов насмерть морозить. Оставил шестерых солдат на галере, перешли на свою шхуну. Отцепились, тронулись.

Шхуны тянут, но не быстро. Даже десяти узлов нет, хоть ветер и крепкий. Ветер сбоку, на галере парус не поднимешь, да и от ветра идет она немного боком. Высокие они, а киль мелкий.

Вечер уже, чтобы ночью не столкнуться, на три судна встали связисты — фонарями перемигиваются, мы на шхуне отошли вперед, чтобы не мешаться. Утром подошли ближе, нормально идут. Рулевые на шхунах часто меняются — подруливать надо часто — устают. А гребцы гребут иногда! Минут десять гребут, минут тридцать отдыхают, это они греются. От Босфора отошли, холоднее стало. К обеду ветер повернул немного — парус на фусте подняли, скорость прибавилась. Но идти еще сутки пришлось, только утром следующего дня увидели берег Таврии, еще промахнулись немного — западнее снесло, самый мыс Сарсоны справа увидали, потом еще долго заруливали в бухту. Пришлось расцепиться, и галера на веслах заходила. Я на шхуне зашел раньше и послал гонца за Командором. Сам же поднялся на борт фусты, обещал расковать, но без приказа Командора не могу. Тяну время, стал расспрашивать кто откуда. Чтобы гребцы не волновались, начал расковывать русских. Таких почти два десятка набралось, это я вместе с литвинами считаю. Командор приучил нас не различать. Точнее у нас сложилось так — «русские бывают московиты и литвины».