Нет уж. За все эти годы этого не произошло, он подслушал именно Габриэля.

Выхожу в коридор отеля и набираю Девина. И сразу попадаю на голосовую почту. Проклятие. Думаю, я это заслужила. Пробую еще раз, но вызов снова сбрасывается. Опускаюсь на пол, прижавшись спиной к стене, и опускаю голову между коленей.

Через некоторое время раздаются шаги. Поднимаю глаза и вижу идущего ко мне Габриэля. Встаю, он раскрывает руки для объятий и подходит ближе. Я замираю и поднимаю руку в знак протеста. Как-никак в голове все еще полыхают эротические картинки моего сна.

– Не надо! – говорю, останавливая его.

– Прости, – повержено шепчет он. – Но знай, что если бы ты рассказала мне о них вовремя, ничего бы этого не произошло, – вдруг заявляет он, выставляя меня виноватой.

– Ха! Ты сейчас серьезно? Ты их не хотел, Габриэль! Забыл, как отвез меня в долбанную клинику, чтобы я «разобралась со всем»?

– А ты, очевидно, этого не сделала! – он орет на весь коридор, но я вздрагиваю не только от его тона, но и от резких слов. – Извини, я немного...

– Не надо! – прерываю его извинения. – Как ты смеешь, мать твою! – уже шепотом отчитываю его, тыча пальцем в его грудь. – Пару последних месяцев ты провел с Девином, а Белла такая же удивительная! И ты еще смеешь злиться, что я не сделала этого? Я чертовски счастлива, что не послушала тебя, засранец! – говорю вновь на повышенных тонах.

– Боже, я был совсем ребенком, Чарли, у меня была вся жизнь впереди, моя мечта мелькала на горизонте. Я не мог стать отцом. Неужели ты не понимаешь?

– Зато я смогла им стать всем. Вот почему я держала тебя подальше от них. Ты бы их раздавил, как раздавил меня. Боже, Габриэль, ты хоть представляешь, каково это – понимать, что мальчик, которого ты любишь, даже не может выдержать мысли о совместном ребенке? А потом выяснилось, что их двое! Да ты бы продолжал промывать мне мозги, что аборт – единственный выход. Именно ты отвез меня в эту гребаную клинику без всяких раздумий.

Я качаю головой, стараясь не дать слезам пролиться. Он не заслуживает моих слез. К черту его.

– Чарли, я тогда был молод и глуп, но ты ведь могла сказать мне позже? Не молчать же все восемнадцать лет? Ты не сказала, даже узнав, что я буду тренировать собственного сына, черт возьми! – орет он мне в ответ.

– Я понятия не имела, что ты тренер! Девин никогда не называл твоего имени. Он все время называл тебя тренером-мудаком, и теперь я догадываюсь почему!

– Почему ты не рассказала мне, когда узнала, что у нас близнецы? Ну, то есть, мы пошли к врачу, но никто не говорил о двойне. Если бы я знал, что это близнецы, то, возможно…

– Что «возможно»? – огрызаюсь я. – Вместо того, чтобы пытаться понять, почему я порвала с тобой тогда, ты веселился все лето, пока я стояла и наблюдала за этим, будучи беременной твоими детьми!

Ну вот, слезы навернулись-таки на глаза.

Я пытаюсь держать себя в руках, но мне чертовски больно и обидно.

– Ты мне даже ничего не объяснила, черт возьми! Я был уничтожен! Ты послала меня в ад, так что я должен был делать? Строишь из себя пай-девочку? Откуда, мать твою, мне вообще знать, что они мои?

Он поджимает губы и становится ясно, что он жалеет о словах, как только они покидают его рот.

– Заткнись, Габриэль. После нашего расставания я отказывала всем, кто за мной бегал, и ты об этом тогда прекрасно знал. Так что ты единственный, кто может быть их отцом, ублюдок! – шепчу срывающимся голосом.

Я отдала все, что у меня было, этому мужчине восемнадцать лет назад, а он с легкостью от меня отмахнулся. Ох, сердце словно разбивается по-новой.

– Итак, что теперь делать? Мне нужно выплатить алименты или что? Я в растерянности, Шарлотта, скажи, что от меня требуется?

Он проводит рукой по волосам, тяжело дыша.

Я же горько смеюсь.

– Знаешь что? Между нами просто огромная разница. Ты эгоистичный Габриэль. Ты всегда был эдаким гребаным эгоистом, согласись. Но теперь дети будут обижаться именно на меня! Девин не отвечает на мои звонки, потому что, вероятно, думает, что я держала тебя подальше от нас по личным причинам. И мне чертовски хотелось бы, чтобы все было именно так. Ложь не так уродлива, как правда. Поэтому я лучше приму их ненависть, потому что люблю их. Люблю всеми фибрами своей души. Я никогда в жизни не смогу им признаться, что причина, по которой мы с их отцом не вместе или что их отец не знал об их существовании заключается в том, что он заставлял меня избавиться от них, а я не смогла!