Сразу после этого Маша проснулась в глубоком изумлении. Была суббота, в планах было отоспаться, но то ли сон, то ли биологические часы заставили ее проснуться в привычные восемь утра. Чистя зубы в ванной и потом готовя себе завтрак, Маша размышляла: что бы значил этот сон и кто такой упомянутый бабушкой лысый мужик, о чем это все? В конце концов плюнула, пробормотала себе под нос: «Приснится же ерунда всякая!» – и пошла в ванную краситься.

На эту субботу у Маши с Гелей было намечено празднование Восьмого марта. Казалось бы, странно праздновать этот праздник в последних числах месяца. Но в положенное для этого время у Гели заболел сначала сын, а потом и дочь, подхватившая от брата инфекцию. В то же время совсем его отменять не хотелось: хороший праздник, годный, подарки там, поздравления, приятные слова мужчины говорят. Так что «женский день» решили просто перенести.

Особых гостей не ожидалось: Маша, Геля с мужем и детьми и обязательный и бессменный Григорий. За пять лет работы коллектив сплотился, все буквально сроднились и при всей разнице интересов и биографий с удовольствием общались как на работе, так и вне ее. Традиционно Маша отвечала за торт, Григорий – за спиртное, за Гелей было все остальное.

За тортом пришлось ехать далеко, аж на Маросейку, где Маша покупала неизменный «Эстерхази» к празднику. Она сама очень любила это ореховое лакомство и с успехом подсадила на него всех остальных. Везти огромную коробку через весь город на метро очень неудобно, но Маша успокаивала себя соображениями о том, что изредка ради такой вкуснятины можно и пострадать. Тем более что вся компания всегда восхищалась вкусом и размерами торта, а также Машиным героизмом. Это было достаточным вознаграждением за труды: Маша была очень чувствительна и отзывчива на любое доброе слово в свой адрес.

Наконец она выгрузилась из маршрутки неподалеку от Ботанического сада, где рядом с одноименным метро находилась квартира Гели. Дом был совсем рядом с остановкой, надо было только перейти через дорогу, ухитрившись оказаться не обрызганной весенней грязью, летящей в разные стороны от проезжающих мимо автомобилей. Наконец путешествие из точки А в точку В, с заездом в С (за тортом) и Д (за любимым самодельным гранатовым соком на Алексеевский рынок, где им торговала приятная пожилая армянская чета) подошло к концу.

В прихожей на Маше сразу повисли дети Ангелины – восьмилетний Макс и пятилетняя Варвара, ровесница их агентства. Любовь у Маши с детьми была взаимной: они очень радовались визитам Маши, которая впадала, играя с ними, в сущее детство, а Маша очень нежно относилась к этой энергичной парочке – активной, смышленой и коммуникабельной. «Генины гены!» – как любил нехитро каламбурить их отец, каждый раз при этом поднимая палец кверху. Почему он так считал – непонятно. На отца, ленивого пузатого мужичка, который десять раз думал, прежде чем встать с дивана, они не были похожи точно. Но вежливая и неконфликтная Маша с таким утверждением не спорила.

Маша раздевалась в коридоре, пытаясь одновременно расстегивать молнию на сапогах и отвечать на град детских вопросов типа: «А в морской бой сегодня играть будем?», «А у меня зуб выпал, и я жду Зубную фею, как вы думаете, что она мне принесет?». Из кухни доносились аппетитное шкворчание от жарки чего-то вкусного и бубнеж Гели по телефону, в гостиной, похоже, уже встретились Гена и Гриша – оттуда долетали гитарные переборы и бессмертные строки песни «Поезд Воркута – Ленинград». Почему два молодых человека из обычных московских семей, не сидевшие и не привлекавшиеся, каждый раз, встречаясь, исполняли исключительно блатняк – науке было неизвестно.

Маша поспешила на помощь Геле, дети по дороге рассосались на просторах довольно большой квартиры: мать любила привлечь их к общественно полезному труду в виде «поди-подай-принеси», а они, как любые нормальные дети, старались от этого уклониться.

После завершающих хлопот по раскладыванию праздничных блюд из кастрюль в плошки от красивого сервиза Геля подвела Машу к столу – похвастаться.

Стол был живописен. Между приборами, парадными тарелками и бокалами были в изобилии разложены искусственные цветы из фольги, фигурные свечи, стоял букет красных гвоздик: Пасха в этом году была ранняя, букет Геля с Геной купить успели, а вот на кладбище не попали, вот и пригодились цветы. Картину дополняли огромные салфетки попугайской расцветки. Стол был небольшим, так что, с учетом украшений, гвоздики красными пушистыми подушками лежали на горлышках бутылок, а искусственные цветы пришлось выложить прямо на тарелки, поверх положенных туда же салфеток.

– Ну как? – гордясь своими декораторскими навыками, спросила Геля. – Нравится?

– Да, – в изумлении выдохнула Маша. – Ощущение такое, будто фею прямо нам на стол вырвало.

Геля крякнула от неожиданности.

– Какой же ты, Машка, человек! – обиделась она. – Вроде и похвалила, а вроде и поддела. Не разберешь тебя иногда.

– Ну ладно, я пошутила. Пойдем на кухню, помогу принести что нужно. Да и будем уже за стол садиться, – примирительно закруглила скользкую тему Маша. Когда речь шла о ней самой, чувство юмора Геле обычно отказывало.

Наконец стол был полностью накрыт, Геля объявила дежурное, стартовое «Приборы всем дадены, стаканы у всех нлиты», детям были выданы салфетки, блатняк затих под строгим взглядом хозяйки. И празднование началось.

Одна беда была с праздниками у Гели: очень уж вкусно она готовила. Маша, как и другие гости, неизменно переедала и, если погода позволяла, сразу после стола шла на балкон передохнуть и немного переварить гору съеденной в гастрономическом угаре пищи. Мужчины курили, некурящие девочки просто дышали холодным по-вечернему воздухом. Дети обещанных игр не дождались: сбежали к дружественной соседке, где жили две девочки-двойняшки с удобным возрастом аккурат между Максиком и Варей.