Шрифт:
Голливуд-бульвар оказался коротеньким кварталом, знаменитые звездочки и близко не дотягивали по красоте до чугунных решеток, закрывающих водостоки на Крещатике, улицы узкие, здания мелкие и все это как-то… фальшиво. Подделка под вкус, под стиль, под архитектуру, под дороговизну. Все окружавшее казалось каким-то… дешевым, даже если это стоило дорого. Ему могли бы возразить, что по-настоящему дорогих, стильных и элегантных мест он еще не видел. Но, склонный теперь видеть все в черном цвете, Дима бы не поверил.
Адам Стравински оказался худощавым седоватым брюнетом средних лет, сухим и скучно-напыщенным. Еще хуже смотрелся знаменитый продюсер, притворяющийся своим в доску, парнем из соседнего двора. «Зовите-меня-просто-Френк». Из глубины его глаз выскакивал настороженный хищный зверь, а рукопожатие было таким же фальшивым, как смех. Актрисы — курицы. Вы удивитесь, как много дверей открывает обаяние и чувство юмора, если применить его к месту. Но в Голливуде этот ходовой товар мало котируется.
Уже к обеду четвертого дня он понял, что делать здесь нечего. Все нити обрубаются на Адаме Стравински, а тот клянется, что дела ведет исключительно официально и только с европейскими партнерами.
— Милый мой, — якобы доверительно, якобы случайно проговорившись, вещал он, — если б ты знал, как много хороших сценариев я отклоняю каждую неделю только потому, что это невозможно правильно официально оформить! Или потому что мои боссы не дадут денег на что-то, сложнее, — тут последовал эпитет, далеко затмевающий любимое американское булшит.
Но реплика была подпорчена многоразовым употреблением, искренность промокла от долгого вымачивания в виски, а «милый мой» наводило на неприятные мысли. Так что тут он воспользовался предлогом и угодил в объятия Джены — одной из тысяч старлеток, полной надежд в свои дважды-семнадцать.
В общем, именно Джена оказалась причиной того, что утро пятого дня в Америке застало его среди апельсиновых полей, в маленьком грязном мотеле с видом на гору.
Было уже даже не совсем утро.
— О-ч-черт! — звучало не по-местному смачно. Английский аналог настолько созвучен, что переводчик не понадобился.
— Что? — Заспанно спросила Джена.
— Я кажется… я опоздал на самолет.
— О-ччерт! — повторила Джена. — Я должна это как-то компенсировать.
Она не выглядела расстроенной.
И так Дима, не ожидая того, влип в самое большое приключение в своей жизни.
До города они добрались, когда солнце уже начинало садиться. Отдав должное прекрасным калифорнийским видам, они поужинали в маленьком недорогом кафе. Затем поехали домой. Джена снимала двухспальную квартирку на окраине, которую делила с такой же искательницей счастья на западном побережье.
— А соседка?
— Ее нет дома, — не прекращая целоваться, пробормотала Джена, открывая дверь. Таким образом, заходя в дома, оба были заняты. Наверно поэтому они не сразу заметили результаты разгрома.
— Уууум! И что это? — пробурчала Джена, когда под ноги подвернулся объект, которого тут не должно было быть — бельевая корзина. Раньше она стояла в ванной.
Джена включила свет.
Выпотрошенные шкафы неровно стояли вдоль стен, тот, что поменьше и вообще лежал на боку. Разодранные шторы безвольно провисали лохмотьями. Ковровое покрытие засыпано мусором вперемешку с бывшим содержанием шкафов. Выглядело все это омерзительно, а уж пахло!
То же ждало их в обеих спальнях. Неожиданно чистой казалась кухня, которую варвары почти не тронули, всего лишь перевернув стулья.
Там они и приземлились, глядя друг на друга.
Первую мысль о том, что неведомые враги, шедшие по следу, выследили его с Дженой и заранее наведались сюда — эту он сразу погасил. Как и все красивые мужчины, Дима не лишен был эгоцентризма, но заранее предугадать, куда он пойдет и искать что-то, чего у него нет — это вряд ли. Удержался он и от соблазна по-тарзаньи постучать кулаками об грудь и рассказать Джене, какой он великий сыщик и как быстро всех найдет. Соблазнительно — и неуместно.
— Да, девочки! Ну, тут у вас и порядок! — шутка тоже оказалась не ко времени. Джена казалась искренне потрясенной.
— Я не… я не знаю. — сказала она. И заплакала.
— Ну тише, тише, тише…
И так, стоя в разгромленной кухне и обнимая ее за плечи, Дима вдруг понял, какой безумной это будет морокой — перезваниваться через столько океанов.
Через несколько чашек кофе и пару часов уборки, обессиленные, они сидели все на той же кухне — он уже начинал ее любить — и обсуждали положение. Тоже неправильно. В это время можно было бы уже решить головоломку по оставленным преступниками следам и вовсю мчаться следом. Но Джена хотела сначала убрать.