«Но я больше ничего не умею делать!» — отвечала она своему голосу и понимала, что это не довод.

Стамбул, 2011.

Каре девятнадцать. Она смотрит на мир темными глазами и категорична в суждениях. Давид не нравится ей: в нем, как в других знакомых Каре западных мужчинах, есть что-то скользкое. И если б не случившаяся с ней беда, она не пошла бы с ним.

Они бродят по городу, не особенно разбирая дорог, наконец, Давид находит спокойное место для разговора. Ему нужно сказать что-то серьезное, и для этого ему не хватает решимости. Кара, кажется, догадывается, что, но не пытается облегчить ему жизнь.

— Садись. Кофе будешь?

— Да.

— Черный?

— Да, конечно.

— Ах да, это я не привык.

Он заказал кофе — ей черный, себе лате — и еще некоторое время говорил о пустяках.

— Красивый город, Стамбул. Мне будет его не хватать, — наконец собрался с духом он.

— Почему? Вы уезжаете?

— Да, моя работа заканчивается, примерно через месяц я уеду.

— Мы будем скучать. Мой брат и его друзья.

— А ты?

— Немного.

— Кара, ты поедешь со мной?

— Зачем?

— Ты мне очень нравишься. Ты должна была это заметить.

— Да.

— Так что, Кара?

— Вы любите меня?

— Да.

— Хорошо, я поеду с вами. Я хочу уехать с вами.

— Я так рад! Я боялся, что ты влюблена в Догукан-бея и скажешь мне «нет».

— Что бы ни было между Догукан-беем и мной, теперь все кончено.

— Значит, ты поедешь со мной?

— Вам надо пойти к моему отцу и договориться с ним о свадьбе.

— О свадьбе? При чем тут свадьба?

— Но ведь вы же любите меня?

— Да. Но свадьба — это совсем другое!

— Вы не хотите на мне жениться?

— Позволь мне объяснить тебе. Мы в Америке не женимся так быстро, как это делают на Востоке. Сначала надо подождать и посмотреть, что получится.

— Мы тоже не женимся так быстро, — она простила ему этот «Восток», сказанный по невежеству. Обычная ошибка европейцев и американцев считать все остальные страны либо Сибирью, либо Азией. — Жених собирает калым, иногда на это уходят годы. Но я не поеду с вами, если я не буду женой.

— Но мы не можем вот так взять и пожениться! А вдруг мы не подойдем друг другу?

— А как вы на Западе узнаете, подходите ли вы друг другу?

— Ну, мы встречаемся, проводим вместе время, ходим куда-то. Живем вместе.

— И долго?

— Когда как. Иногда пять лет, десять.

— А если я поеду с вами и буду с вами жить, а потом вы решите, что я не подхожу вам — что будет со мной тогда?

— Этого не может быть! Ты такая милая!

— Вы можете передумать, заболеть, бросить меня, умереть. Я могу забеременеть и родить ребенка, что я буду тогда делать?

— Милая, ты слишком мрачно смотришь на вещи!

— Ответьте мне!

— Ну, мы что-нибудь придумаем, я уверен. Ты будешь работать, я дам тебе денег. А детей у нас не будет пока, мы еще оба к этому не готовы.

— Дети не спрашивают, готовы мы или нет.

— Зачем воображать то, чего нет?

— Давид, сколько вам лет?

— Тридцать пять.

— Тридцать пять, и вы еще не готовы иметь детей и жениться. Когда же вы будете готовы? Когда вам стукнет пятьдесят пять?

Она отставила чашку и решительно встала. Говорить больше не о чем.

— Кара! Дорогая! Ну, куда же ты?

— Я презираю вас. Презираю ваше представление о жизни, о любви. Презираю ваши попытки купить меня. Презираю таких, как вы! Не ходите за мной.

Он такой же, как Догукан-бей. Не важно, Восток это или Запад, а подлость — всегда подлость.

— Вижу, Сезен Марты, ты хочешь знать, почему именно Марина? Все очень просто — это была самая красивая, добрая и честная девушка, которую я знал. Я и сейчас так думаю, несмотря на все, что между нами было.

Сезен Марты вздохнула.

— Вы очень любили ее, господин?

— Да.

— А она?

— Не сразу, но она тоже полюбила меня. Никто, ни одна женщина в моей жизни так меня не любила, как она. Но лучше поговорим о тебе. Как прошел ужин в пятницу?

— Прекрасно, господин.

— Что молодой человек? Он понравился тебе?

— Он хороший. Добрый, кажется. Веселый.

— Из хорошей семьи?

— Да, кажется, они богаты.

— Ты ему понравилась? Вижу-вижу, понравилась! Не буду спрашивать! А он тебе?